Александра Маринина - Посмертный образ

– На какие это «его»? На зарплату разнорабочего?

– Да нет же! Он из Москвы раз в три месяца большие деньги получал. Витя рассказывал, что одолжил своему товарищу большую сумму в рассрочку на несколько лет, и тот раз в три месяца отдавал частями. Витя регулярно переводы получал.

– И большие были части?

– Знаете, в переводе всегда суммы стояли какие-то некруглые. Витя говорил, что товарищ отдает ему по пятьсот долларов в рублях по курсу на день отправки.

– С ума сойти, – расхохотался Селуянов. – Где б мне такого приятеля взять, чтобы раз в три месяца полтыщи долларов присылал. Раечка, а корешки переводов у вас не сохранились?

– Лежат, – вздохнула женщина. – Витя их выбрасывать хотел, да я не дала.

– Почему? Пусть бы выбросил, чего мусор копить.

– Да вы что! – искренне возмутилась Раиса. – Это же долг. Разве упомнишь, сколько раз он деньги присылал? Так и просчитаться недолго. Нет уж.

– Ну, в общем, вы правы, – согласился Селуянов. – Давайте-ка я заберу у вас эти корешки, посмотрим, что это за товарищ у вашего Виктора.

– Вы думаете, это он его?.. Чтоб долг не отдавать?

– А что? Всякое бывает в нашей жизни, – философски заметил Николай. – И заодно покажите мне его вещи.

Раиса ушла в соседнюю комнату и вскоре вернулась, держа в руках шесть корешков от почтовых переводов. Суммы везде были разные и действительно «некруглые». Коля прикинул в уме, получалось и в самом деле каждый раз по пятьсот долларов. Неплохо устроился этот Волошин, если учесть, что в долг он никому дать не мог, не такие у него были заработки, когда в Москве жил. Если только украл… Надо будет проверить все нераскрытые кражи, грабежи и разбойные нападения за период, предшествовавший его поспешному бегству из столицы. Может, тайна его убийства в том, что он с подельником чего-то не поделил? А Аськина актриса тут вовсе ни при чем?

Николай открыл платяной шкаф и стал перебирать висевшие на плечиках вещи Волошина – костюм, полушубок, дубленка, дорогой английский плащ, две пары новых джинсов, несколько хороших сорочек. Проверил на всякий случай карманы – ничего, ни записок, ни забытых писем и телеграмм.

– Раечка, а Виктор книги читал?

– Читал, а как же. У нас тут библиотеки нет, так он в райцентр ездил, покупал. Вот они все стоят.

Она указала на книжную полку, висевшую над изголовьем широкой двуспальной кровати. Николай начал вытаскивать книги по одной и неторопливо листать.

– Что вы ищете-то? – не выдержала Раиса. – Вы скажите, может, я знаю, где лежит.

– Да я сам не знаю, Раечка, – честно признался Селуянов. – Ищу просто так, вдруг что найдется.

– Ну как знаете, – сухо сказала она, поджав губы. – Обедать будете со мной или как?

– Сначала буду, а потом «или как», – весело подмигнул Коля. Он понял, что нечаянно обидел женщину, отвергнув ее помощь, а ведь она так хотела быть полезной тому, кто искал убийцу ее несостоявшегося мужа.

По тому, как держалась Раиса, Николай понял, что она слишком хорошо успела в своей жизни узнать животное породы «мужик». Когда Волошин не вернулся ни через две, ни через четыре, ни через шесть недель и даже не дал о себе знать, она быстро сообразила, что ее и на этот раз «прокатили». Волошин уехал в середине июня, с тех пор прошло уже три месяца, и неунывающая Раечка давно уже вычеркнула странного и диковатого Виктора из своей жизни, перестала его ждать и забыла о намечавшейся свадьбе. Таких несостоявшихся свадеб, наверное, было в ее жизни немало, и она привыкла относиться к ним легко и без истерик. Поэтому известие о гибели Виктора она не восприняла как трагедию, разрушившую ее жизнь, а просто поплакала, по-бабьи горюя о хорошем мужике, прожившем с ней полтора года и вложившем в ее хозяйство три тысячи «зеленых».

Он открыл очередную книгу под названием «1001 вопрос про „это“», и на пол выпал листок. Николай нагнулся и поднял его. Это была сложенная вчетверо половинка обложки журнала «ТV Парк» от 1 июня 1995 года с портретом Алины Вазнис.

– Вы не знаете, зачем Виктор это хранил? – спросил он у хлопотавшей на кухне Раисы.

– Не знаю. – Она пожала крепкими округлыми плечами. – Я это впервые вижу.

И снова наступил понедельник. Убийство Алины Вазнис потихоньку отошло на второй план: в Москве продолжали убивать – в том числе банкиров, политиков, журналистов, известных адвокатов, – сотрудники уголовного розыска судорожно метались от одного преступления к другому, делая первые неотложные шаги, ничего не успевали и быстро забывали о том, что произошло неделю назад.

В субботу вернулся Коля Селуянов, привезя с собой новые сведения о Викторе Волошине, шесть корешков от денежных переводов и сложенную вчетверо страницу обложки с портретом кинозвезды. Переводы отправлялись из разных почтовых отделений Москвы, и пришлось слезно умолять шестерых начальников этих отделений, чтобы в воскресенье кто-нибудь из их подчиненных вышел на работу и поднял подшивки квитанций.

Селуянов позвонил Насте поздно вечером. Ничто – ни голод, ни усталость, ни бессонница не могли заставить его перестать балагурить, такой уж у него был нрав.

– Как было сказано в одном похабном анекдоте на историческую тему, «моча герцога Орлеанского, почерк королевы», – заявил он без предисловий.

– А попроще нельзя?

– Можно и попроще. Адрес и фамилия отправителя всюду разные и всюду липовые, а почерк один и тот же.

– Чей?

– Ну, голубушка, это ты хватила, – засмеялся он. – Ты мне образцы дай для сравнения, а потом спрашивай.

В понедельник с утра Настя положила на свой рабочий стол корешки переводов и дневник Алины. Ее версия рушилась на глазах. Деньги Волошину посылала не Вазнис. А ведь такая соблазнительная была версия! Волошин чем-то шантажировал Алину, она решила от него откупиться, договорились, что он уедет, а она будет посылать ему деньги. Потом ему что-то не понравилось, может, сумма маленькой показалась, он вернулся… Может быть даже, это он убил Алину. Словом, если бы оказалось, что деньги посылала она, можно было бы отбросить нелепую фантазию на тему Смулова. И Настя вздохнула бы свободнее. Она никак не могла понять, что могло бы заставить режиссера убить Алину, и от этого казалась сама себе глупой выдумщицей.

За тупым разглядыванием корешков денежных переводов ее и застал Коротков.

– Чего грустишь, старушка? Опять обвал?

– Полный, – грустно подтвердила она. – Знаешь, я в глубине души, наверное, надеялась, что мои домыслы насчет Смулова не подтвердятся. Уж больно он… Не знаю даже, как сказать. Талантливый. Красивый. И причины для убийства нет. Во всяком случае, я ее не вижу.

– А что это он тебе написал?

– Где?

– Да вот же.

Он сделал несколько шагов от порога в сторону стола и наклонился, разглядывая прямоугольники плотной бумаги.