Александра Маринина - Закон трех отрицаний

– То есть вы хотите овладеть методом кинезиологии, чтобы заставить вашего брата делать то, что вы хотите? – прямо спросила Галина Васильевна. – Я сожалею, но вы напрасно пришли ко мне.

– Почему же? У моего брата проблемы, которые он не осознает, и я хочу помочь ему.

Анита почувствовала, что с размаху зашла слишком далеко, и попыталась отыграть назад. Но это не помогло.

– Если вы не можете справиться с братом и вас это беспокоит, то это у вас проблемы, а не у него. С вашими проблемами я готова работать, если хотите.

– У меня нет проблем, – резко ответила Анита. – А вот брату я хочу помочь.

– Не надо меня обманывать, – холодно ответила Аничкова. – У нас с вами ничего не получится, Любовь Григорьевна. Всего доброго. Счет за ваш визит я выставлять не буду.

Анита ушла совершенно обескураженной. Как ни пыталась, она не могла понять, почему кинезиолог ей отказала. Но с отказом она так или иначе смирилась. И все было бы хорошо, если бы от Любы она не узнала, что планируется прием в честь десятилетия «Планеты». На приеме будет Аничкова, будет сестричка Люба и, вероятнее всего, брат Валерий. Вот это уж совсем ни к чему. А ну как Люба вздумает познакомиться с Галиной Васильевной, представится ей, тут-то все и выплывет. И тогда уж Аните совершенно точно никогда не удастся заполучить строптивого брата со всеми потрохами и деньгами.

Нет, ни в коем случае допускать этого нельзя. Аничкова не должна прийти на прием. И вообще нужно избежать любой возможности встречи психолога с Любой. Как же она раньше-то об этом не подумала? Ей казалось, что она все предусмотрела, что Люба ни за что не пойдет к психологу, что психолог не откажет Аните в ее просьбе… А оказалось все совсем не так. Все построение начало рушиться, как карточный домик, и необходимо было немедленно принять меры.

Анита их приняла. Вернее, она приняла решение, а осуществлял его Антон Кричевец с помощью каких-то безмозглых балбесов. Антон же позвонил племяннику Аничковой и сделал так, чтобы имя Любы Кабалкиной из ежедневника исчезло.

Вот такая выстроилась картина. Но чтобы сложить мозаику, следователю Ольшанскому пришлось несколько дней подряд вести многочасовые допросы и очные ставки, проводить опознания и следственные эксперименты, а оперативники мотались по всему городу в поисках информации, которую требовал следователь. Но с каждым днем заданий сыщикам поступало от Ольшанского все меньше и меньше, теперь основную работу предстояло проделать ему самому. А ребята с Петровки уже занимались другими убийствами, которые в Москве совершаются ежедневно, так что без дела им не сидеть.

В назначенный день Настя Каменская вышла на работу. И неожиданно поймала себя на том, что не думает, как раньше, как бы ей увильнуть от оперативки. Не то чтобы она с нетерпением ждала встречи с начальником, вовсе нет, но былого страха и нервозности не было. Она, как обычно, пришла на службу рано и к началу совещания успела выпить кофе с Коротковым и обсудить с Мишей Доценко преимущества и недостатки обоев, образцы которых он привез с ярмарки стройматериалов. И еще она успела созвониться с Женей Фроловым, который когда-то был старостой ее курса в университете, и уточнить время и место встречи выпускников: в этом году исполняется ровно двадцать лет с момента окончания университета. Да-да, с тем самым «дядей Женей», который, как оказалось, Настю и разыскивал, пока она жила в Болотниках.

Ровно в десять утра она вместе со всеми вошла в кабинет Афанасьева и заняла свое привычное место, на котором сидела все годы, пока начальником отдела был Колобок-Гордеев.

– Каменская! – В возгласе полковника было столько неподдельной радости, что все сотрудники, как один, в недоумении уставились на начальника. – Как же я рад, что ты наконец появилась! Мы тут без тебя как без рук, совсем зашиваемся. Ну, ты как? Окончательно выздоровела?

Настя почувствовала, как в груди нарастает и рвется наружу непонятно откуда взявшееся счастье. Как все, оказывается, просто. Ты перестаешь бояться человека и ненавидеть его, и он тут же реагирует на это открытостью и искренностью.

– Окончательно, Вячеслав Михайлович, – ответила она, с трудом борясь с дурацкой улыбкой, расплывающейся по лицу.

– Ты смотри, первое время не очень-то бегай, щади ногу. А вы, мужики, – он выразительно посмотрел на остальных, – имейте снисхождение, отнеситесь с пониманием. Вас много, а Каменская у нас одна. Приступаем к работе…

Добрых полдня Настя ходила под впечатлением от встречи с Афоней. Нет, так не бывает, так просто не может быть. Где-то в Болотниках она думала и бормотала какие-то фразы, а здесь, в центре Москвы, на Петровке, ее начальник… Нет. Или да?

Ближе к концу дня к ней заглянул Сережка Зарубин.

– Слышь, Пална, ты у нас самая умная…

– Я у вас самая больная, – перебила его Настя. – Слыхал, что начальник утром сказал? Поимей снисхождение и отнесись с пониманием.

– Ну ладно, ты у нас самая больная, поэтому объясни мне, тупому и необразованному, почему все-таки психолог Аничкова отказала Волковой? Вот я в этом деле все понимаю, а этого не понимаю.

– Что ж тут непонятного? Волкова хотела взять брата за руку и выискать все его слабые места, чтобы понимать, на что нужно давить, чтобы заставить его подчиниться.

– Это мы с тобой понимаем, но ведь Аничковой она сказала, что хочет помочь брату. Разве плохо научить человека каким-то приемам, чтобы он мог помогать другим?

– Сережа, помогать можно только тогда, когда тебя об этом просят. А Риттер сестру ни о какой помощи не просил. Разницу чувствуешь?

– А почему нельзя помогать, если не просят?

– Закон такой есть.

– Закон? Это что-то новенькое. Что за закон?

– Никогда не делай, не говори и не думай ничего, о чем тебя не просят.

– Впервые слышу, – фыркнул Зарубин. – Где ты этого набралась? Глупость какая-то! Как это не делать, если не просят? Нас, между прочим, преступники тоже не просят, чтобы мы их ловили, но мы же ловим, и ничего, даже зарплату за это получаем. Чего-то ты, Пална, перемудрила.

– Может быть, – она не стала спорить. – На первый взгляд это действительно звучит дико. Но чем больше думаешь над этим, тем лучше понимаешь, что это правильно.

Она вышла из здания ГУВД в девятом часу вечера и с удовольствием подумала о том, как приедет домой, в свою квартиру на «Щелковской». Родственники забрали из больницы удачно прооперированного сынишку и благополучно отбыли в родной город. Теперь она снова жила в привычной обстановке, ежедневно виделась с мужем и спала на любимом диване.

Но прежде чем она поедет на «Щелковскую», она сделает еще одно дело. Она чувствует, что сделать это просто необходимо. Это нужно не кому-то, а ей самой.