Эд Макбейн - Вечерня

— Хорошо, что вы согласились принять меня, мисс Финч, — сказал он. — Я постараюсь не…

— Эбби, — повторила она. — Прошу вас!

— Я постараюсь не отнимать у вас много времени, — продолжал он. — Наше понимание…

— Вы уверены, что не хотите выпить?

Наклонившись к нему и слегка положив руку на его кисть.

«Опасность близка», — подумал он.

— Спасибо, нет, — ответил он. — Я на службе.

— А вы не будете против, если я выпью?

— Конечно же, нет! — сказал он.

Она, изгибаясь всем телом, поднялась с дивана, передвигаясь, как танцор, подошла к бару с откидной дверцей, открыла ее, оглянулась через плечо, как Бетси Грейбл в знаменитом плакате времени второй мировой войны, и улыбнувшись, предложила:

— Чего-нибудь легкого?

— Нет, ничего, спасибо, — ответил Карелла.

Она налила чего-то темного в невысокий бокал, бросила несколько кубиков льда и вернулась к дивану.

— За хорошую жизнь! — произнесла она, загадочно улыбаясь, как будто это была шутка, которой ему никогда не понять.

— Мисс Финч, — сказал он. — Как мы…

— Эбби! — Она укоризненно подняла брови.

— Да, Эбби, — согласился он. — Как мы понимаем, вы ходили к отцу Майклу, чтобы просить его о помощи…

— Да, как-то в марте. В конце марта. Я узнала, что мой сын валяет дурака с черной магией…

— Ну, конечно, не с черной магией…

— А, это одно и то же! Поклонение дьяволу? Еще хуже!

И вновь загадочно улыбнулась.

— И вы просили его о помощи, хотели, чтобы он поговорил с вашим сыном…

— Да, конечно! А как бы вы отнеслись к тому, что ваш сын впутывается в такие дела? Я пошла к отцу Майклу, потому что церковь Безродного была недалеко от Святой Екатерины. И я думала, если к Эндрю обратится патер… он воспитывался как католик, знаете… то его слова будут иметь определенный вес.

— Как вы обнаружили, что ваш сын ходит на те службы… или как это у них называется…

— Мессы, — поправила она. — Я так думаю. Не помню уже, кто мне сказал. Я с кем-то случайно встретилась, и меня спросили, знаю ли я, что мой сын спутался с сатанистами? Эта женщина знала и меня, и его.

— Почему это вас встревожило?

— Простите, что?

— Вы разорвали с сыном отношения, почему же вас обеспокоило то, чем он занимается?

— Мой сын молится дьяволу! — воскликнула она, — как вам такое нравится? Узнать, что ваш сын — гомосексуалист да еще и замешан в сатанизме!

— Вы хотите сказать… ладно, я не совсем понял, что вы имеете в виду. Вы опасались, что это как-то отразится и на вас?

— Ну, конечно же! Богу известно, я не самая примерная, но никто не имеет права напрочь забывать о своем воспитании, ведь так?

И снова загадочно улыбнулась, как будто подсмеиваясь над своими словами.

— И вы пошли к отцу Майклу… — сказал Карелла.

— Да, я часто бывала в этой церкви. До своего грехопадения, — поправилась она и опустила глаза, как монашка, и снова он почувствовал, что она подсмеивается над ним, но ему ни за что в жизни не догадаться, почему.

— Понимаю, — кивнул он. — И вы рассказали ему…

— Я рассказала ему, что мой сын молится дьяволу. Всего лишь в трех-четырех кварталах от его церкви! И я попросила его связаться с Эндрю…

— Что он и сделал?

— Да.

— И это страшно разозлило вашего сына?

— А мне наплевать, как это его разозлило! Я просто хотела, чтобы он перестал ходить в эту проклятую церковь!

— И это было в конце марта? Когда вы были у священника?

— Да, это в первый раз.

— Как? Выходит, вы приходили еще?

— Понимаете, я…

Его вдруг осенило, что она — блондинка!

Плюс ко всему ее вызывающая сексапильность!

— Сколько раз вы встречались с ним? — спросил он.

— Один или два.

— Включая ваше первое посещение в конце марта?

— Да.

— Тогда, значит, два раза?

— Ну да. Может быть, три.

— Что?

— Не исключено, что и три раза.

— Начиная с конца марта?

— Да.

— Когда вы были у него в марте?

— Вы не могли бы мне сказать?..

— Вы помните, когда?

— Почему это так важно для вас?

— Потому что его убили, — просто сказал Карелла.

Ее взгляд вместе с почти неуловимым пожиманием плечами как бы говорил:

«Ну и какое мне до этого дело?»

— Так когда в марте? — снова спросил он.

— Это было в пятницу, — ответила она, — а когда точно, не помню.

Карелла вынул свой блокнот и взглянул на календарь в самом конце.

— Последняя пятница марта — тридцатое. Это было тридцатого?

— Нет, до этого.

— Двадцать третьего?

— Возможно.

— А в следующий раз?

— Где-то в апреле.

— Вы не могли бы припомнить дату?

— Простите, не могу. Слушайте, я понимаю, убили человека, но…

— Были ли вы у него в воскресенье на Пасху? — спросил Карелла.

Обыкновенно, когда вы задаете такие вопросы, собеседники думают, что вы уже располагаете какими-то фактами. И они у вас были. Эти люди не знают, каким образом вы их добыли, но вам уже что-то известно, поэтому лгать — бесполезно.

— По правде говоря, была, — сказала она.

Этот «Расемон» никогда не кончится!

Карелла уже выслушал пять изложений, еще раз подсчитаем, да, пять вариантов Пасхальной саги, как это ныне известно всему литературному миру, но вот появилась еще одна версия, принадлежащая Эбигайль Финч, ее история, и она собирается сейчас ее выложить, без стеснения, что было понятно из ее первых восьми слов: «Я пришла туда, чтобы заниматься с ним любовью».

К тому времени…

Это было пятнадцатого апреля — ненастным днем, очень подходящим для того, чтоб заниматься любовью где-нибудь в уютном уголке каменного дома священника…

К тому времени они занимались этим самым — так и эдак, вверх и вниз, так сказать — уже добрых две недели, с того самого первого апреля, когда она пришла к патеру во второй раз. По ее словам, это случилось в тот самый апрельский День дураков, когда из озорных побуждений, воспользовавшись случаем, она совратила святого отца. Очарованная при их первой встрече его улыбкой Джина Келли и его раскованными светскими манерами, она стала задумываться, а что же он носит под этой дурацкой сутаной, и твердо решила выяснить это. И поразилась, узнав…

Ибо она знает, что является немыслимо притягательной, желанной женщиной, которая тщательно следит за собой, а сюда входят не только физические упражнения, но и езда на велосипеде в парке, молочные ванны для улучшения кожи. Знающие люди говорили, что она одна из первых красавиц города, которых сегодня много. Конечно, она не хочет выглядеть нескромной…

…но, тем не менее, она была в то первое апреля невероятно удивлена его крайней степенью готовности. Как будто какая-то женщина заранее его приготовила для нее — обрабатывала, разрыхляла почву, так сказать, — потому что, как выяснилось, добрый патер оказался весьма слабым противником, этакий мистер Подкаблучник; многозначительный взгляд, приоткрытая ножка — и через минуту он был на ней, лихорадочно расстегивая блузку и признаваясь, что когда-то, до вступления в сан, он занимался этим в первый и последний раз с четырнадцатилетней девочкой по имени Фелисия Рэндолл.