Эд Макбейн - Грабитель

— Ты знаешь, что убиваешь себя? Из-за детской любви, из-за…

— Заткнись! — повторила она, и на этот раз ее голос повысился до грани истерики, заставив некоторых посетителей повернуть головы.

— Хорошо! — резко сказал Клинг. — Хорошо, похорони себя! Похорони свою красоту и попытайся скрыть, что ты жива! Носи каждый день траур! Но я думаю, это ложь! Подделка на сорок каратов! — Он помолчал и гневно выпалил: — Уйдем отсюда к чертовой матери — сидим, словно золотые рыбки в аквариуме.

Берт начал подниматься, одновременно подавая знаки официанту. Клер неподвижно сидела напротив. А затем абсолютно внезапно заплакала. Сначала слезы текли медленно, пробиваясь через сжатые ресницы, беззвучно стекая по щекам. Затем ее плечи начали трястись, и она сидела, крепко сжав руки на коленях, тихо всхлипывая, а слезы струились по ее лицу. Клинг никогда раньше не видел такого искреннего страдания. Не желая за этим наблюдать, он отвернулся.

— Готовы сделать заказ, сэр? — спросил официант, бочком подойдя к столику.

— Повторите то же самое, — сказал Берт. Официант начал отходить, но он поймал его за локоть. — Нет. Замените виски с лимонным соком на двойную порцию «Канадиан клаб».

— Да, сэр, — кивнул официант, делая запись в блокноте.

— Я больше не хочу пить, — пробормотала Клер.

— Еще один выпьешь.

— Не хочу ни одного.

У нее снова обильно потекли слезы, и на этот раз Клинг стал за ней наблюдать. Некоторое время она монотонно всхлипывала, а затем слезы остановились так же неожиданно, как начались, оставив ее лицо таким свежим, какими бывают городские улицы после внезапной летней грозы.

— Извини, — сказала она.

— Не нужно извиняться.

— Мне давно нужно было выплакаться.

— Это точно.

Официант принес напитки. Клинг поднял бокал.

— За новое начало, — сказал он.

Клер внимательно на него посмотрела. Прошло довольно много времени, прежде чем она потянулась к своему бокалу, взяла его, подняла и чокнулась с Клингом.

— За новое начало, — повторила она и быстро выпила. — Как крепко, — объявила она.

— Тебе станет лучше.

— Наверное. Прости, Берт. Я не должна была обременять тебя моими горестями.

— А сможешь сразу вспомнить кого-то, кто бы принял их так охотно?

— Нет, — мгновенно ответила она и устало улыбнулась.

— Так-то лучше.

Она смотрела на него, будто видела в первый раз. Слезы придали блеск ее глазам.

— Мне может потребоваться время, Берт, — произнесла она. Ее голос доносился издалека.

— В моем распоряжении все время в мире, — сказал он. И затем, почти испугавшись, что она станет смеяться над ним, добавил: — Я занимаюсь только тем, что убиваю время, Клер, и жду тебя.

Судя по ее виду, она снова была готова расплакаться. Он потянулся через столик и накрыл ее руку своей.

— Ты… ты очень хороший, Берт, — проговорила она, и тон ее голоса повысился, предвещая близкие слезы. — Ты хороший, добрый, мягкий. И довольно красив, известно тебе это? Я считаю, что ты очень красив.

— Видела бы ты меня, когда я причешусь, — улыбнулся он, пожимая ее руку.

— Я не шучу, ты все время думаешь, что я шучу, и совершенно напрасно. Я серьезная девушка.

— Знаю.

— Поэтому…

Вдруг он изменил положение, скорчив гримасу.

— Что-то не так? — беспокойно спросила она.

— Нет. Это все проклятый пистолет. — Он снова подвинулся.

— Пистолет?

— Ну да. Он лежит у меня в заднем кармане. Мы должны носить их с собой. Даже вне службы.

— Не может быть. Пистолет? У тебя в кармане пистолет?

— Разумеется.

Она наклонилась к нему ближе. Ее глаза были ясными, будто никогда не знали слез и уныния. В них заблестел интерес.

— Можно мне посмотреть.

— Конечно. — Он опустил руку, расстегнул пиджак, вытащил из кармана пистолет вместе с кожаной кобурой и положил на стол. — Не трогай, а то он выпалит тебе в лицо.

— Грозно выглядит.

— Это действительно грозная вещь. Я самый меткий стрелок в 87-м участке.

— Ты серьезно?

— Меня там зовут Король Клинг.

Клер внезапно засмеялась.

— Я могу застрелить любого слона с трех футов, — пояснил Клинг.

Клер засмеялась громче. Он смотрел, как она смеется. Казалось, она не подозревала о своем превращении.

— Знаешь, что мне хотелось бы сделать?

— Что?

— Мне хотелось бы взять этот пистолет и расстрелять чертову рекламу «Спрая» за рекой.

— Берт, — сказал Клер. — Берт. — И положила вторую руку поверх его руки, так что на столе образовалась пирамида. Ее лицо стало заметно серьезнее. — Спасибо, Берт. Спасибо тебе огромное.

Клинг не знал, что сказать. Он смутился, чувствовал себя глупо и понимал, что здорово вырос. Его рост достиг футов восьмидесяти.

— Что… что ты делаешь завтра? — спросил он.

— Ничего. А ты что делаешь завтра?

— Я звоню Молли Белл, чтобы объяснить, почему не могу продолжать расследование. Потом еду к тебе, и мы отправляемся на пикник. Если будет солнце.

— Солнце будет светить вовсю, Берт.

— Знаю.

Неожиданно наклонясь вперед, она его поцеловала. Это был быстрый, мимолетный поцелуй. Через мгновение Клер снова сидела прямо и выглядела очень неуверенно, как испуганная маленькая девочка на первом в ее жизни званом вечере.

— Ты должен быть терпелив, — сказала она.

— Хорошо, — пообещал он.

Внезапно появился официант. Он улыбался. Сдержанно покашливал. Клинг в изумлении уставился на него.

— Я подумал, — мягко произнес официант, — может быть, поставить на столик маленькую свечку, сэр? При свече дама будет выглядеть еще очаровательнее.

— Дама и так выглядит очаровательно, — возразил Клинг.

Официант казался огорченным.

— Но… — начал он.

— Но свечу, конечно, принесите, — сказал Клинг. — Обязательно принесите.

Официант радостно улыбнулся:

— О да, сэр. Да, сэр. И затем мы сделаем заказ, верно? Как только вы приготовитесь, у меня будет несколько предложений. — Он помедлил, святясь улыбкой. — Прекрасный вечер, сэр, не правда ли?

— Замечательный вечер, — ответила Клер.

Иногда они раскалываются, как арахисовые орешки.

Вы бьетесь с делом, которое кажется вам твердым грецким орехом, стремясь добраться до сердцевины, колотите по его скорлупе — и вдруг оказывается, что дело-то не тверже арахисового орешка и имеет хрупкую, чуть толще бумаги кожуру, которая лопается, как только вы на нее надавите.

Именно такое открытие сделали Уиллис с Хевилландом.

В воскресенье, 24 сентября, бар «Три туза» открылся поздно, после полудня. К стойке уже подтянулись несколько любителей выпить, но столики в зале пустовали, бильярдный стол и аппарат для игры в пинбол тоже никто не занял. На зеркале этого захудалого заведения были нарисованы три игральные карты: туз треф, туз червей и туз пик. Четвертого туза обнаружить не удалось. Глядя на бармена, можно было заподозрить, что четвертый туз находится у него в рукаве вместе с пятым.