Юрий Ребров - Все золото Колымы

— Как же он наживался?

— Известное дело. Люди в то время за краюху хлеба последнюю рубашку готовы были отдать. А у Николая Федоровича к продуктам свободный доступ — всю войну в УРСе электролампового завода служил. Вот и пополнил коллекцию на чужих слезах. Сколько у него чужих коллекций в закромах осело, кто ведает? Да и вообще: не пойман — не вор! Тем более, какой прок его нынче судить? Может, он своей работой уже все искупил. Только до последнего дня он со всякими темными людишками дружбу вел. Это точно... За несколько дней до кончины я видел его возле Измайловского парка с Юркой Филоновым — известным жучком. Этот не столько собирает, сколько торговым бизнесом занимается. Колоритная личность, милиция им давно интересуется. Только поймать его не так-то просто, и трудится он. Паразитический образ жизни не ведет...

— Вот ваш Филонов Юрий Самойлович собственной персоной, — Енукашвили кивает в сторону немноголюдной группы, дислоцирующейся около дверей магазина «Филателия». Из кабины оперативной машины, откуда мы ведем наблюдение, и продавцы, и покупатели кажутся как одно лицо. Все какие-то темные, с одинаковыми потрепанными портфелями и даже с одинаковыми движениями. Вот, видимо, подошел новый потенциальный покупатель и сразу несколько рук торопливо открывают портфели, доставая кляссеры с марками, предназначенными для продажи.

— Самое время, генацвале, — командует сам себе Леван и включает скорость. Мгновенно мы оказываемся рядом с перепуганными дельцами от филателии. Они спешат запихнуть в портфели крамольные кляссеры. Но сегодня нас интересует лишь один человек.

— Опять, Филонов, ты на боевом посту? Ничему тебя, понимаешь, жизнь не научила. Когда, спрашивается, за ум браться будешь?

Филонов не торопится, сразу видно, что к облавам он привык и с представителями милиции знаком персонально.

— Добрый день, Леван Евгеньевич. Что значит ваше «на боевом посту»? Не могу врубиться. У меня сегодня и кляссера нет. Пришел с чисто информационными целями — что в цене, что интересного в мире...

И вправду, у Юрия Самойловича нет ни портфеля, ни кейса, и непонятно, как Леван раздует почти угасший огонек интересующей нас беседы.

— Понятненько. «Не врубился»? — Леван гипнотизирует искренне недоумевающего Филонова. Тот даже стыдливо отводит небесно-голубые глаза. — Портфеля, генацвале, у тебя нет. Ну, а блокнотик твой в правом кармане, и ты с ним познакомишь капитана Комарова Виктора Яковлевича из угро.

Это, пожалуй, Леван перестарался. Филонов сразу настораживается, и даже рассеянный и безмятежный взгляд его становится цепким и колючим. Правда, только на секунду.

— Совсем непонятный вопрос. Марки из собственной коллекции. В связи с острой нуждой решил некоторую часть реализовать...

— Частенько у тебя острая нужда. Товарищи из ОБХСС тебя чуть не каждый день в здешних местах встречают...

— Так ведь, Леван Евгеньевич, еще классики сказали: «В финансовую пропасть можно падать всю жизнь...»

Леван вел беседу по всем правилам криминалистики. Перекидывался пустяковыми фразами, не давая в то же время упасть беседе ниже определенного градуса. Я представляю себе, что творится в эту минуту в душе Филонова. Держится он неплохо, немного вызывающе, но в рамках. Говорит, поддерживает беседу, а у самого в сердчишке проклятый вопрос чертиком выскакивает: что это? Простая проверка и, значит, обычные неприятности? А может, что-то стало известно о фальсификатах Токийского блока? На днях продал три подделанных блока. Мужики были неопытные, клюнули на сказочно низкую цену — блок за четыреста рэ вместо семисот пятидесяти по каталогу. Накопилось еще немало всего, что могло бы заинтересовать милицию, но угро — совсем другие песни, что же нужно этому капитану? Так примерно расшифровывались взгляды филателистического жучка, которыми он время от времени меня одаривал.

— Ну, давайте, Юрий Самойлович, познакомимся с вашими запасами на черный день. Зачем скромничать?

Филонов с неохотой достал из кармана записную книжку. На каждой страничке были наклеены полосы из пленки, и получилось нечто вроде крошечного кляссера, вместимостью, впрочем, он вполне мог бы поспорить с десятирублевым.

— Неплохой подбор... Полюбуйтесь, капитан, серия челюскинцев. Марки негашеные, клей в идеале, зубцовка в порядке. А стоит серия три сотни с лишним...

— Четыреста, — машинально поправил Филонов, но, почувствовав, что это не тот случай, когда следует демонстрировать эрудицию, добавил: — Только кто же по каталогу продает! Процентов шестьдесят цены — если повезет!

— И когда это вы, Юрий Самойлович, себе в убыток торговали?

— Разве я виноват, что за двадцать лет марки поднялись в цене? Дороже каталога не продаю, так что никакого криминала...

— Это если мы, генацвале, всей душой поверим, что марки из вашей коллекции. Только мы без особых забот докажем, что блок номер тысяча триста шестьдесят два вы приобрели две недели назад в клубе филателистов города Электросталь. И продавца мы представим, и цену, по которой блок приобретен, уточним. Под какую же статью, генацвале, описанное деяние подпадает?

— Сто пятьдесят четыре.

— Молодец! Сто пятьдесят четвертая статья УК РСФСР трактует вопросы о спекуляции. А теперь вопрос на засыпку — учитывая повторное привлечение по вышеназванной статье, а также сумму стоимости блока — полторы тысячи рублей, какой приговор суда наиболее вероятен?

— С конфискацией, что ли?

— И гадалки не требуется!

— Нет, граждане, так разговор не пойдет. Блок купил — можете доказать, продавца отыщете. Только материал из моего кляссера и продавать его не собираюсь, для себя купил и продавать не думаю. Просто не успел в альбом вставить. Жду немецкие клеммташи. Так что без козырей играете! — И Филонов с облегчением вздохнул, орлом — сверху вниз — оглядел нас.

Сколько раз твердили миру, что не бывает только положительного героя или отпетого злодея. В каждого из нас, грешных, намешал Господь Бог для разнообразия всего, что оказалось под рукой: и сахара, и сольцы, и перчика, и уксусом все это сдобрил. Если отвлечься от этого общего рассуждения, то я лично ненавижу, когда на меня смотрят сверху вниз! Так что зря развеселился гражданин Филонов, заставив меня раньше намеченного вступить в разговор,

— Ошибаетесь, Юрий Самойлович. Про покупку в городе Электростали вам товарищ Енукашвили рассказал для примера. А вот о беззубцовой фестивальной серии пятьдесят седьмого года, о серии «Проекты высотных зданий», трех блоках типа один семидесятого года мы можем предметно побеседовать. Как показало начало разговора, юридически вы подкованы, эрудиции не занимать, о смягчении наказания в случае чистосердечного признания вам известно. Дело, конечно, не наше — суд принимает окончательное решение, насколько признание искренне...