Сью Графтон - Убийца

Я начинала понимать, в чем тут дело. Интересно, понимал ли он.

— Ты имеешь в виду Эсси?

— Кого?

— Вдову Даггетта, Эсси.

— Он развелся с ней,— сказал Билли.

— Я так не думаю. По крайней мере, законодательно это не оформлено.

— Он женился на Ловелле,— сказал он.

— Незаконно.

— Ты дуришь меня.

— Приходи завтра на похороны и увидишь сам.

— Деньги у этой Эсси?

— Нет, но я знаю, где они. По крайней мере, двадцать пять тысяч из них.

— Где? — спросил он с недоверием.

— В моем кармане, сладкий, в виде банковского чека на имя Тони Гаэна. Ты ведь помнишь Тони?

Гробовое молчание.

Я понизила голос.

— Ты хочешь сказать мне, кто такой Даг Полоковский?

Билли Поло повернулся и ушел.

Я простояла там еще минуту, а затем последовала за ним с неохотой, все еще раздумывая над тем, как он достал мой домашний адрес.

В последний раз, когда я разговаривала с ним, он даже не купился на тот факт, что я частный детектив. А теперь вдруг он ищет меня для конфиденциального разговора о Даггетте у дверей моего дома. Что-то здесь не складывалось.

Когда я вышла на улицу, то услышала, как хлопнула дверца его машины. Я отошла в тень, наблюдая, как он разворачивал со стоянки «Шевроле», все четыре дверцы которого были помяты. Он прибавил газу и быстро поехал по направлению к побережью. Я раздумывала, стоит ли мне поехать за ним, но мне была невыносима мысль о том, чтобы снова сидеть в засаде около трейлера Корал. Достаточно этой гадости. Я повернулась и пошла домой. Я продолжала думать о моей разбитой машине, похищенной сумке и удостоверении личности, которое было в ней. Не сделал ли это Билли Поло? Может, именно так он узнал мой адрес? Я не могла понять, как он выследил меня на побережье, но это могло бы объяснить, как он узнал, где найти меня сейчас.

Я была уверена, что он крутит, но не могла понять, чего он хочет добиться. К чему эта сказка о Даггетте и тех парнях в тюрьме?

Она совпадала с некоторыми фактами, но не давала полной и правдивой картины.

Я вытащила пачку алфавитных карточек и на всякий случай все записала. Может, это приобретет какой-то смысл потом, когда появится другая информация. Когда я закончила, было уже 10.00. Я вытащила бутылку белого вина из холодильника, отвинтила пробку и налила себе. Я разделась, выключила свет и, взяв стакан с вином, пошла в ванную комнату, устроилась на подоконнике и стала смотреть на темную улицу. Уличный фонарь был погребен под ветками джакарандового дерева, значительно оголенного непогодой. Окно было наполовину открыто, и струя холодного и влажного ночного ветра ворвалась в помещение. Я могла слышать, как дождь сильно застучал по крыше. Я испытывала беспокойство. Когда я была девочкой лет двенадцати, в такие ночи я бродила по улицам, босоногая, в плаще, испытывая тревогу и томление. Я не думаю, что моя тетя знала о моих ночных экскурсиях, но, может быть, и знала. Ей самой было присуще беспокойство, и, может быть, она уважала мое. Я много о ней думала в последнее время, возможно, из-за Тони. Его семья сгинула в дорожной аварии, так же, как и моя, и сейчас его воспитывала тетя. Иногда мне приходилось признаться самой себе — особенно в такие ночи, как эта — что смерть моих родителей не была столь трагична, как казалось. Моя тетя, несмотря на все ее слабости, была для меня великолепным воспитателем — бесстыдным, ненавязчивым, эксцентричным, независимым. Если бы мои родители были живы, моя жизнь пошла бы по другому руслу. В этом у меня сомнений не было. Мне нравилась моя жизнь такой, какой она есть, но было что-то еще, что должно было произойти.

Возвращаясь к событиям этого вечера, я поняла, как много я связывала с тем фактом, что Тони выбил стекло в моей машине. Его ярость и вызов гипнотизировали меня и затронули меня глубоко. На следующий день должны были состояться похороны Даггетта. И это тоже что-то затронуло во мне — прежние печали, хорошие друзья, сошедшие в землю… Иногда смерть рисовалась мне, как широкая каменная лестница, заполненная молчаливой процессией тех, кто ушел. Я вижу смерть так часто, что не очень беспокоюсь о ней, но мне не достает тех людей, с которыми пришлось расстаться, и интересно знать, буду ли я смиренна, когда придет мой черед.

Я допила вино и отправилась в постель, проскользнув обнаженной в теплые складки одеяла.

На рассвете шел мелкий моросящий дождь, темно-серая мгла постепенно уступила место холодному белому дневному свету. Обычно я не бегаю в дождь, но я плохо спала и мне необходимо было рассеять остатки изводящей тревоги. Я даже не знала, что меня тревожило. Иногда я просыпалась из-за какого-то низкого пугающего гула внутри себя. Бег — единственное облегчение, которое я могла найти, не считая вина и наркотиков, которые в шесть утра не привлекали меня.

Я натянула спортивный костюм и по велосипедной трассе пробежала трусцой полторы мили до базы отдыха. Ветер сорвал с пальм засохшие листья, и они лежали на траве, вдоль бульвара, как намокшее оперенье. Океан был серебристым, буруны мягко шуршали, как складки юбки из тафты с белой кружевной оборкой. Тускло-коричневое побережье было заполнено морскими чайками. Ловящими песочных блох. Голуби поднялись облаком, чем-то встревоженные. Должна признать, что в душе я не любительница прогулок на свежем воздухе. Я постоянно помню о том, что под нежный щебет хрустят кости и рвется в клочья плоть, и все это происходит безжалостно и инстинктивно. Я не считаю, что в природе царят комфорт и безмятежность.

Движение было небольшим. Я бежала трусцой в одиночестве. Миновала общественные туалеты, расположенные в шлакоблочном здании, недавно выкрашенном в розовый цвет. Двое безработных лепились у торговой тележки. Одного я позавчера уже видела, и он равнодушно проследил за мной. Его приятель скрючился под картонкой и напоминал груду старого тряпья. Я добежала до поворота и пробежала полторы мили в обратном направлении. Когда я вернулась домой, то была вся взмылена, спортивные брюки потемнели от дождя, а туман вышил в моих волосах узор из мелкого жемчуга. Я долго простояла под горячим душем, сознание того, что я снова дома в целости и сохранности, возвращало мне оптимизм.

После завтрака, я привела в порядок комнату, затем проверила свой страховой полис на машину и решила, что мне еще хватит денег на замену стекла. В 8.30 я начала торговаться с мастерскими, стараясь уговорить их сделать все до обеда. Я натянула то самое платье, что у меня на все случаи жизни, извлекла прилично выглядевшую черную кожаную сумку с длинным ремнем, которой я пользуюсь для официальных выходов, и заполнила ее всем необходимым, включая проклятый банковский чек.

Я остановила машину у ремонтной мастерской недалеко от моего офиса и остаток пути прошла пешком. Даже несмотря на то, что туфли были на низких каблуках, ноги мои болели, и было ощущение, как будто их стиснуло что-то горячее и влажное.