Анатолий Силин - Убийца среди нас

Дождь то усиливался, то переставал. Петр видел на ветках деревьев мутные капли. Как здесь все напоминало Полянск! Коричневато-желтые макушки укропа густо украшены серебристым бисером, на неубранных зонтообразных листьях капусты воды набралось столько, что кочаны привалились к земле. С шиферной крыши дома слышится мерное: кап, кап, кап…

Располневшая от дождей земля, казалось, перенасытилась влагой. Ветра не было, плотные дождевые тучи словно прижались к земле. И — тишина, время как бы приостановилось. Но это только кажется. Под дождевые капли оно отмеривало ни от кого и ни от чего не зависимый свой временной шаг.

От раздумий Красавина отвлек голос Хромых:

— Смотри, Петр, не улети с зонтиком к своим ангелочкам! — и рассмеялся.

— Не бойся, не улечу, — мотнул головой Петр. — А уж если придется летать, то лучше с тобой на пару. — Подойдя к Хромых, добавил: — У нас с мамой в Полянске тоже небольшой земельный участок, вот под дождичек и потянуло на воспоминания.

Из комнаты вышел Дворкин. Он по-домашнему — в тапках и спортивном костюме.

— Ну и погодка, — поежился. — В такую неплохо посидеть за столом, попить хорошего пивка, что мы сейчас и сделаем. Все. Пошли, пошли, а то картошка остывает. Не знаю, как вы, а я проголодался.

— Куда спешить? Даже свежим воздухом подышать некогда. Можно подумать, что сейчас передадут какое-то важное сообщение, — проворчал Хромых.

— Угадал. Хоть и не в стиле левитановского, но сообщение будет.

— Тогда какой разговор, командир! — тут же "перестроился" Хромых. За ним, свернув зонт, в дом вошел Красавин. "Что же скажет лейтенант? — думал он. — Приехал сам не свой. Да и приглашение это явно не случайное. Дружба дружбой, а определенную дистанцию Дворкин все же держал". Сели за стол и стали ждать, чем же обрадует лейтенант. Обрадует ли? А тот принялся за картошку с солеными огурцами. Будто век не ел, да еще предупредил, что пока не поест, никаких новостей они не услышат. Пришлось тоже приниматься за еду. И только когда открыли по банке пива, Дворкин напомнил о разговоре с друзьями в День Победы.

— Я еще тогда понял, что отец чего-то недоговаривает… — лейтенант тянул глоточками пиво и хмурился. Его чистый лоб пересекла тонюсенькая продольная морщинка. — А тут он собрался в отпуск и предложил мне оформить отпускное предписание. Мол, почему бы нам вместе не отдохнуть, да и мать просила. Так вот: как-то, один на один, он мне сказал, что наш полк скоро перебросят под Грозный. Там намечаются боевые действия…

— Да, давно пора чеченцев проучить! — воскликнул Хромых. — Зарвались окончательно. Сколько наших повыгоняли, а как издеваются!

— Не спеши с "учебой", — буркнул Дворкин. — Все не так просто. В Чечне мы оставили столько оружия, что можно вооружить не одну дивизию. А их настрой? Думаешь, позабыли сталинскую депортацию? Не-ет, помнят и еще долго помнить будут.

— А почему именно наш полк? — спросил Красавин.

— Хороший вопрос, и я его, откровенно говоря, ожидал. Значит так. От дивизии, насколько отцу известно, направят пока лишь один полк. Дальше все будет зависеть от ситуации. Теперь сами подумайте, что скажут, если он не пошлет наш полк? Отвечаю. А то, что это все из-за меня, из-за своего сыночка. Отец на это, сами понимаете, не пойдет. Он так и сказал мне и матери. Теперь представьте, что за беседы велись у них каждодневно. Отец убеждал, я, как мог, успокаивал. "Подумаешь, — говорил матери, — прокатимся на пару-тройку неделек". Не действовало. Весь отпуск прошел в разговорах и слезах, потому я и уехал раньше — невмоготу стало.

Дворкин явно волновался. Да и понятно: мать есть мать, думал Красавин. А как перенесет это известие его мать? Здоровье плохое, сердце слабое… Уж лучше ей об этом и не писать.

А Дворкин переживал, что подумают друзья? Не обвинят ли его в слабости, или еще хуже — в трусости? Только того не хватало.

Выручил своей обычной прямолинейностью Хромых.

— Не ломай голову, лейтенант, — нарушил он тягостное молчание. — Все нам понятно. Я так скажу: если попадем в Чечню, то наша дружба станет только крепче, в этом можешь не сомневаться. — Посмотрел на Красавина: — Может, я не прав?

— Я тоже хотел об этом сказать, да ты, как всегда, опередил.

— В нашей дружбе я не сомневаюсь, — вздохнул Дворкин. — И, ей-Богу, не из-за этого разговор завел. Хотелось просто поделиться, а с кем же еще, как не с вами?

— Все ясно, — успокоил командира Хромых. — И в любом случае — поедем мы или не поедем, надо к этому готовиться. Тем более нам, разведчикам. С чего начинаются боевые действия? Можете не отвечать, сам скажу — с разведки. Так-то.

Дворкин кивнул:

— Готовиться надо. Я за отпуск малость поотстал в делах наших. Как там со снайперским делом и группой Красавина? Кстати, отец о тебе вспоминал. Сказал, что на День Победы ты работал как часы, даже лучше меня.

— Везет же человеку! Сам генерал постоянно о его высочестве вспоминает! — ухмыльнулся Хромых. — Да Красавин вообще стал знаменитостью, его теперь везде знают. Между прочим, он еще и лучший снайпер. Вот какой он у нас, Петр Красавин.

— Не надоело подкалывать, а? "Лучший", "знаменитый"… Каждый по-своему хорош, — поглядев на Дворкина, Петр шутливо попросил: — Уж вы, товарищ лейтенант, не говорите больше об этом, а то наш друг совсем расстроится.

— Учту-учту, тут я маху дал. Никак в себя прийти не могу.

— Простите великодушно, больше наезжать не буду, — пообещал Хромых. — Я ведь из-за того подначиваю, что слишком у нас как-то официально получается. Осталось только добавить, что сын генерала Дворкина поедет в Чечню из высоких патриотических побуждений. Извини, лейтенант. Да я был бы руками и ногами — "за", если б туда побольше сынков "новых русских" направили. А то они тут будут балдеть, а мы их должны в Чечне защищать.

— Не ворчи. Во-первых, не только их, а, во-вторых, есть еще и немало других понятий.

— Вот-вот, я только что об одном говорил: патриотизм и любовь к Родине! Разная у нас, русских, выходит любовь. Одним лишь бы кошельки потуже набить, а другие — защищай их.

— Хватит! Какой-то ты дерганый. Давайте лучше сменим пластинку, да и вообще — зря я, наверно, про Чечню сказал.

— Поговорим о погоде, — кивнул Красавин. Он больше молчал и слушал. Понимал, что весть о поездке в Чечню никого не обрадует. Потому, видно, и Хромых стал ершиться.

Друзья еще долго сидели в тот вечер за столом. Разговаривали, порой горячились. Ели картошку с солеными огурцами, пили пиво, строили разные планы. Они еще не ведали, какие трудности буквально через несколько месяцев обрушатся на каждого из них.

Все закрутилось неожиданно с поступления срочного приказа о переброске полка в Чечню. С насиженного и такого привычного места снимались в спешке, словно боялись опоздать. Как же все оказалось непривычно и тягостно!..