Юзеф Хен - Останови часы в одиннадцать

— Что вы так меня рассматриваете, как будто покупаете?

— Не исключено, — ответил тот спокойно.

— Пан доктор, это мой кореш, — предупредил Чесек. — Лучшего не найдете.

Доктор обратился к уполномоченному:

— Мне нужны люди честные, смелые, готовые на всё.

— На всё? — удивился Хенрик.

— Что бы ни случилось! В моей группе военная дисциплина. Задача может оказаться опасной.

Хенрик спросил: — А брюки дадите?

— Что?

— Я спрашиваю: получу ли я брюки? Мне нужны новые брюки. Эти я истрепал на разборке развалин.

Доктор опять повернулся к уполномоченному:

— Боюсь, товарищ уполномоченный, что мы поедем без этого пана.

Чесек не отступал:

— Ерунда, пан доктор. Это свой парень, мой друг, я за него ручаюсь.

— Я не могу брать с собой людей, думающих только о материальной выгоде, — сказал доктор. — В нашем деле речь идет о большем.

«Еще один болтун», — решил Хенрик и сказал:

— Большего я не хочу.

— Только заработать?

— Только.

— Много? — спросил доктор.

— Сколько удастся.

Мелецкий повернулся к уполномоченному: — Что вы об этом думаете, товарищ?

— Отвечаете вы, пан Мелецкий. Лучшего вы здесь не найдете.

— Благодарю вас. — Хенрик поклонился уполномоченному. Спросил доктора: — Что за работа?

— Сейчас. Документы?

— Нет.

— Ну что-нибудь есть?

— Ничего.

— Свидетели?

— Нет.

— Семья?

— Погибла.

— Вам можно верить? — спросил с иронией доктор.

— По-моему, да.

— Почему?

— Я даю вам честное слово.

— Ах да, честное слово!

Доктор повернулся к уполномоченному. Уполномоченный ответил выразительным жестом: брать.

Хенрик придвинул к себе позолоченное креслице.

— Что придется делать? — спросил он.

Уполномоченный достал из полевой сумки карту и разложил ее на столике. Хенрик наклонился над ней. Трое мужчин с диванчика поднялись и встали за его плечами.

— Грауштадт, — показал уполномоченный точку на карте. — По-нашему Сивово.

— Не слыхал, — сказал Хенрик.

— Ваше счастье. Телефонная связь прервана. Небольшой курортный городок среди лесов. — Провел карандашом по карте. — Туда, в сторону от автострады. У нас есть сведения, что немецкое население эвакуировано отступающими гитлеровцами. Возможно, что там руины. Вы оперативная группа, в задачу которой входит спасение всего, что удастся спасти. Если условия окажутся сносными, мы двинем туда переселенцев со станции. Доктор Мелецкий, как специалист, восстановит санаторий, а потом организует местную власть по своему усмотрению. Дело срочное. К нам присылают раненых на поправку.

Уполномоченный сложил карту.

— Доктор Мелецкий получил от меня пачку подписанных бланков с назначениями. Остальные получают права заместителей на тот случай, если с доктором что-нибудь случиться. Опасность не исключена. Возможно, что в Грауштадте, а с момента вашего приезда — в Сивове, действует какая-нибудь немецкая организация. В лесах могут быть вервольфы. Вы умеете стрелять?

— Надо думать, — ответил Хенрик.

— Пробовали?

— Я выполнял в подпольной организации все, что мне приказывали.

Прилизанный спросил:

— У вас провалы были?

— Нет.

— Вас посадили ни за что? За что вас загребли?

— Я попался во время обычной облавы.

Уполномоченный выдвинул из инкрустированного секретера ящик и достал пистолет с запасным магазином.

— Это для вас, — сказал он, вручая оружие Хенрику. — Разрешение выпишет пан Мелецкий.

Хенрик взвесил пистолет на ладони. «Вальтер». «У меня когда-то был такой. Эти амурчики на потолке, сразу хочется отбить им кончики носов. Уполномоченный следит за мной, думает, что я начну в них палить». Хенрик спрятал пистолет в карман. Уполномоченный продолжал:

— Надеюсь, применять его вам не придется.

— Надеюсь.

— Мне кажется, что вы любите играть с пистолетом?

— Нет, не люблю. А как насчет аванса?

— Все устроит доктор Мелецкий. Он вас принимает, он вас увольняет, ему вы подчиняетесь дисциплинарно.

«Шеф», — вспомнил Хенрик.

— Выступаете завтра на рассвете, — сказал уполномоченный. — В течение суток жду сообщения, в порядке ли санаторное оборудование и могу ли я двинуть переселенцев со станции.

— Так точно, — подтвердил Мелецкий. — Будет исполнено. Это все, товарищ уполномоченный?

— У меня еще кое-что, — сказал уполномоченный.

Он встал на колени и начал возиться с нижним ящиком секретера. Когда он его выдвинул, все увидели бутылку вина.

— Рейнское, — сказал шеф и передал ее худому верзиле: — Ну-ка, Смулка.

Смулка открывал, а его коллега, светловолосый юноша в очках, подозрительно смотрел на бутылку.

— А если оно отравлено? — забеспокоился он.

— Не отравлено, — заверил уполномоченный.

— Вам так кажется, но немцы в самом деле могли оставить отравленные напитки.

— Вашу порцию выпью я, — предложил Хенрик.

— Надо бы дать попробовать какой-нибудь собаке. Во всяком случае, не пить залпом. Рудловский, — представился он. — Очень приятно познакомиться.

Нашлись две хрустальные рюмки, старинный кубок, крышка от солдатского котелка, стакан и керамическая вазочка. Уполномоченный произнес речь:

— Один за всех, все за одного. Желаю вам много брюк и материальных благ, конечно, в рамках разумного. Для меня какую-нибудь хорошую рубашку, размер воротничка тридцать семь. Самое главное — сохранить оставленное имущество. На станции ждут люди! И раненые, не забывайте о раненых. За ваши успехи, панове!

— За свободу, товарищ уполномоченный, — сказал Мелецкий. — За цветущее будущее нашей родины.

— А вы, пан Хенрик? — спросил уполномоченный.

— Я присоединяюсь.

На станции ждут люди. Девушка с улыбкой в глазах, упорхнувшая в глубь вагона. Он приложил крышку от котелка к губам и выпил вино залпом.

Лес пах гарью. Ни воронок, ни разбитой техники, никаких следов боев, автострада была гладкая и прямая. Какой-то отчаявшийся летчик вынужден был сбросить здесь несколько зажигательных бомб, кусты охватило пламя, зашипела живица, потом пошел дождь, и пожар затих. Остались черные пятна и терпкий запах.

Шеф сидел в кабине возле водителя, который вчера открывал бутылку. Водитель пел себе под нос религиозные песни, точно так же как бабы перед костелом. «Смулка, — вспомнил Хенрик. — Я пил с ним вчера на «ты». Збышек, Хенрик, дзынь. Сказал, что во всем этом есть промысел божий, великое испытание. Выжрал поллитра. Потом пел псалмы. Прилизанный затыкал себе уши. Прилизанный пахнет бриллиантином, его фамилия Вияс, он кажется совершенно примитивным. Все примитивные, тем лучше, я уже по горло сыт сложными натурами. Чесек прозрачен как стекло. Весь па поверхности. «Пойдем поищем себе ночлег», — сказал он вчера вечером. Привел меня в какой-то немецкий дом. Хозяин был похож на того самого немца, который продавал кофточку на рынке, опрятный старик; в передней висел новенький котелок. («Его сын бил меня в живот!») Я спросил, есть ли у него дети. Оказалось, что у него никогда не было сына, у него две дочки. «А где дочки?» — спросил Чесек. Они сидели, запертые в соседней комнате. «Открывай», — приказал Чесек по-польски, и немец понял. Мы вошли туда, девушки играли в шашки. «Я бы взял себе помоложе», — сказал Чесек. Ей было самое большее шестнадцать, розовые щеки, веснушчатый нос, похожа на Инку из студенческого спортивного союза. «А как же жена?» — спросил я. «Где имение, а где наводнение, — ответил он. — Жена — это жена, девка — это девка, но ты абсолютно прав, у нее совсем нет грудей; я предпочитаю женщин после сорока». «Слишком узка в бедрах», — пробормотал я, а он, не зная, что это цитата, возразил: «Нет, нет, в бедрах в самый раз».