Фрэнк Робинсон - Американский рубикон

Мышление стратегов горячей войны в равной мере примитивно и опасно. Вторжение США на Гренаду наглядно показало — волчьи повадки американской военщины знают только одну преграду: силу отпора. Так и в романе — президент Масси уклоняется от принятия плана военных, опасаясь весьма неприятных для США последствий от акта неприкрытой агрессии мировой державы в одном из взрывоопасных районов мира.

Создается, казалось бы, безвыходное положение. Де Янг идет на крайнее — послушные Западным Штатам Америки (так уже именуется созданная федерация) войска развязывают братоубийственный конфликт. Невольно чувствуешь себя перенесенным во времена гражданской войны между Севером и Югом. Благоразумие в конечном счете торжествует: вице-президент Уитмен берет на себя исполнительную власть с чрезвычайными полномочиями. На сей раз двухсотлетние традиции американского парламентаризма выдержали напор неофашизма. Вопрос только в том — удастся ли это сделать при следующем подобном обострении внутренней обстановки в стране. Но… счастливый конец, «хэппи энд», известный по многим целлулоидным лентам калифорнийского Голливуда, венчает дело.

Отдельные разделы романа обращены непосредственно к читающему гражданину США. «Камо грядеши, Америка!» — как бы восклицают Ф. Робинсон и Дж. Левин. В зеркальном отражении сцен авантюрного политиканства, прямого насилия над волеизъявлением населения, безумия толстосумов средний американец не без труда разглядит явные пороки общества «желтого дьявола». Автоматизм мышления и действий политических роботов, занимающих важные посты в американской администрации, неминуемо ведет к потере главных человеческих качеств, подлинному вырождению личности. Именно об этом тревожатся авторы романа. Остановиться перед рубиконом, пока не поздно — эта мысль проходит путеводной канвой через всю книгу.

— Ходят слухи, что Де Янг сегодня утром объявит о выдвижении своей кандидатуры в президенты, — заметил Гас Фрэнкел.

Эндрю Ливонас из окна машины разглядывал велосипеды, мопеды и мотоциклы, которые в основном составляли утренний поток транспорта на Маркет-стрит. Когда он последний раз приезжал в Сан-Франциско, улицы были забиты «фордами», «шевроле», «хондами»; сегодня утром автомобилей почти не было видно. Проблемы с горючим начались еще в прошлом году, после объявления арабскими странами нового эмбарго на поставки нефти. Сейчас же положение стало настолько серьезным, что большинство владельцев практически перестали пользоваться машинами.

«Интересно, сможет ли Уитмен добиться увеличения нефтепоставок из Индонезии, — подумал Ливонас. — Возможно, вице-президенту и удастся достичь соглашения, чего не смогли сделать менее высокопоставленные посланники».

Эндрю почувствовал, что Гас ждет от него ответа.

— Умышленная утечка информации из его собственного секретариата?

— Угадал, — ответил Гас. — Один из наших журналистов, некто Гарбер, пронюхал об этом.

Если не считать резкого снижения интенсивности уличного движения, то Сан-Франциско в целом почти не изменился. Силуэт города остался прежним: за последние годы не было построено ни одного нового небоскреба, впрочем, их везде перестали строить. На улицах стало больше свободных художников, и теперь Пауэл и Маркет-стрит напоминали восточный базар. Ливонас невольно припомнил последние статистические данные департамента труда о положении с безработицей. Она достигла двадцати трех процентов, да и эта цифра наверняка была занижена.

— Ты ждешь, чтобы я высказался по этому поводу? — поинтересовался Ливонас.

Фрэнкел пожал плечами.

— Я же вижу, что тебе не терпится съязвить на этот счет.

Ливонас старался не обращать внимания на резкий тон Фрэнкела. Даже Гас причислял его теперь к стану неприятеля, поскольку он был помощником Уитмена. С подобной реакцией Эндрю сталкивался на Западе везде. Стоило упомянуть, что ты работаешь на федеральное правительство, как к тебе сразу начинали относиться враждебно, даже друзья от тебя отворачивались. Ну, а за Гаса было просто обидно. Гас был его давнишним приятелем, одно время они вместе снимали охотничий домик за городом.

— Может быть, чуть позже, после пресс-конференции.

Однако Фрэнкел никак не мог успокоиться.

— Ты по-прежнему считаешь Де Янга негодяем?

Ливонас, прищурившись, смотрел, как солнечные лучи пробивались в разрывах между небоскребами. Винсент Де Янг… Он закрыл глаза и представил себе улыбающееся лицо Де Янга, потом мертвое лицо Гарри Палмера с мокрыми волосами, спадающими на лоб. К горлу подступил комок. Прошло десять лет с тех пор, как доведенный до отчаяния Гарри покончил жизнь самоубийством, бросившись с моста. Десять лет, один месяц и восемь дней.

— Знаешь, Энди, мне кажется, ты винишь себя в смерти Гарри Палмера не меньше, чем Де Янга, — мягко проговорил Фрэнкел.

— Оставь меня в покое, Гас, договорились? А эту чепуху прибереги-ка лучше для другого случая.

Он отвернулся от Фрэнкела и снова стал рассматривать город.

Круглое лицо Фрэнкела вытянулось от обиды.

— Энди, имей в виду, что Де Янг здесь популярен. Для большинства здешнего населения он — герой.

Но, увидев выражение лица Ливонаса после этих слов, Фрэнкел постарался перевести разговор на другую тему.

— А как дела на съезде?

Сначала Ливонас даже не понял, о чем идет речь.

— На конституционном, что ли? Да всем на него наплевать.

Фрэнкел пожал плечами. Припарковавшись прямо напротив муниципалитета, он сказал:

— Сегодня утром я просмотрел комментарий агентства Ассошиэйтед Пресс по поводу съезда, и мне показалось, что там что-то назревает. Возможно, ты удивишься, но здесь съездом очень интересуются.

Фрэнкел распахнул дверцу машины, обернулся и внимательно посмотрел на Ливонаса.

— Постарайся, Энди, без предубеждений выслушать Де Янга. Это все, о чем я тебя прошу.

Они вышли из машины и направились к входу в муниципалитет; Фрэнкел шел впереди. Ливонас открыл портфель, и полицейский со скучающим видом проверил, нет ли в портфеле чего-нибудь металлического. Ливонас поспешил за Фрэнкелом и нагнал его уже в вестибюле, украшением которого была широкая мраморная лестница в венецианском стиле.

Толпа, заполнившая вестибюль, в основном состояла из служащих муниципалитета, которые ставили свои подписи под какой-то петицией. Были здесь и журналисты, и разного рода политические деятели, которые надеялись примкнуть к выборной кампании губернатора в самом ее начале, когда приветствовалась бы любая их помощь.

«С аплодисментами все будет в порядке. Об этом Де Янг позаботился», — подумал Эндрю.