Фрэнк Робинсон - Американский рубикон

Де Янг поднял голову, вдыхая приятный аромат океанского бриза и вспоминая любимое библейское изречение своей матери. Ему не было видно, где кончалась толпа, и его беспокоило, все ли слышно тем, кто стоит сзади. Декабрьский день был теплым даже по лос-анджелесским меркам. Легкий ветерок с океана развевал волосы мэра Лос-Анджелеса Холланда и уносил куда-то часть произносимых им слов.

— …Даже здание федерального бюро, находящееся за моей спиной, служит символом федерального владычества на Западе. Дядюшка Сэм владеет половиной нашего суверенного штата Калифорния, двумя третями штата Юта и девяноста процентами штата Невада. Однако ему принадлежит всего один процент Нью-Йорка и менее двух процентов штатов Иллинойс и Пенсильвания.

Гул протеста прокатился по площади и эхом отразился от стен близлежащих домов. «Холланд — мастер своего дела, — подумал Де Янг. — Аудитория будет уже доведена до белого каления, когда очередь дойдет до меня».

— Мы оказались пленниками на своей собственной земле! Люди на Западе всегда мечтали владеть собственным участком земли, самим выращивать скот. Их мечта теперь превратилась в кошмар. Мы не можем завести ранчо на своей земле, мы не являемся хозяевами наших недр, мы даже не можем ловить рыбу в наших реках без санкции федерального правительства! Нам остается лишь получать от федерального правительства распоряжения о том, когда следует косить траву, какие высадить цветы перед домом, какие овощи выращивать в огороде и в какой цвет выкрасить двери собственного дома. Мы не намерены больше терпеть подобное к себе отношение!

Мэр Холланд — невысокий, лысеющий мужчина с тяжелой челюстью и редкими рыжими волосами — хмуро взирал на толпу, которая бурно поддерживала его. Де Янг улыбнулся. Даже один из каждой тысячи присутствовавших никогда не владел ранчо и не думал об этом, однако Холланд ловко увязал политику с мечтой каждого из них о маленьком белом домике с заборчиком. Аудитория наверняка уже слышала его речь не менее десятка раз, однако по-прежнему восторгалась ею.

«На площади собралось по крайней мере четверть миллиона человек», — подумал губернатор, посмотрев по сторонам. Шеферд говорил ему, что на митинги собирается все больше народа, однако он впервые за этот месяц выступал на открытом воздухе и был приятно удивлен.

— Мне выпала большая честь… и большое удовольствие… представить вам человека, который ведет нас вперед в нашей борьбе за справедливость и равноправие…

Внизу, прямо под трибуной мужчина в голубой рубашке с короткими рукавами показывал на Де Янга своему сыну, сидевшему на плечах отца. Де Янг улыбнулся и помахал им, убедившись при этом, что его жест не остался незамеченным для стоявших неподалеку журналистов.

— …Человека, который вселил в нас веру в самих себя, в лучшее будущее, губернатора Винсента Де Янга!

Раздались новые радостные возгласы и свист. Де Янг встал и поднял в знак приветствия руки над головой. Мэр стиснул его в своих объятиях, потом Де Янг прошел к трибуне, утыканной множеством микрофонов. Он постоял на трибуне, оглядывая море лиц и упиваясь тем, как нарастало скандирование «Де Янг! Де Янг!».

Де Янг ощутил свою власть над толпой. Он пригляделся к людям, стоящим в первых рядах, и отметил, что почти у всех на лацканах пиджаков, на рубашках и блузках были значки с изображением флага Калифорнии. Он посмотрел на часы. «Следует выступить покороче», — напомнил он себе. Было всего лишь десять утра, но они уже на целый час выбились из графика, разработанного Шефердом.

Губернатор жестом остановил скандирование. Приветственные возгласы ослабли и прекратились. Он громким властным голосом прокричал:

— Мы требуем вернуть нам наши земли. Мы требуем права самим вести внешнюю торговлю и заключать торговые соглашения. Мы требуем права самим распоряжаться своими прибылями. И мы требуем права самим контролировать свое собственное правительство!

Де Янг как будто в молитве склонил голову, оглядывая тем временем ряды расположившихся внизу репортеров и фотографов, которые энергично строчили в свои блокноты и щелкали камерами. Все шло как по маслу. Они только что впервые услышали его призыв к независимости, хотя это слово впрямую и не было произнесено.

Губернатор вновь поднял руку, призвав к тишине. Площадь замерла в ожидании.

— Однако одних требований уже мало. Мы должны действовать! Вчера делегация Калифорнии на втором конституционном съезде внесла на его рассмотрение четыре поправки. Первая из них гласит: «…Пятьдесят суверенных штатов настоящим приобретают право на исключительную собственность над всеми федеральными землями, расположенными в границах этих штатов».

Де Янг сделал паузу, чтобы еще больше подогреть аудиторию. Он оперся о трибуну и наклонился к микрофонам.

— Нам только что сообщили, что эта поправка принята сегодня утром подавляющим большинством голосов!

Волна восторженных возгласов прокатилась по площади. Губернатор еще немного выждал, затем решил закончить речь на подъеме:

— Наша судьба теперь в наших собственных руках! Настало… настало время Запада!

Де Янг театрально помахал рукой, отвечая на приветствия, затем обменялся рукопожатиями с местными политическими деятелями, столпившимися вокруг него. Полицейский в штатском с трудом сдерживал их напор. Де Янг еще раз повернулся к толпе на площади, помахал на прощанье рукой и стал спускаться с трибуны.

Взвод полицейских образовал коридор, по которому он прошел от трибуны к ожидавшему неподалеку черному лимузину.

Херб Шеферд уже сидел в машине, мрачно глядя на толпу по ту сторону деревянных барьеров. Де Янг уселся рядом с ним, отложив в сторону валявшуюся на сидении спортивную куртку. Охранник захлопнул за ним дверцу.

Шеферд достал небольшой блокнот и взглянул на записи.

— В три часа у вас выступление на митинге в Портленде, в семь — благотворительный ужин в Лас-Вегасе. В полночь назначена встреча в городе Финиксе, однако придется поднатужиться, чтобы успеть туда.

«График просто убийствен», — подумал Де Янг. Какое-то время он смотрел через окно лимузина на освещенные солнцем дома, затем повернулся к Шеферду, несколько раздраженный его задумчивостью.

— Ты выглядишь так, будто только что лишился своего единственного друга, Херб.

— Нам еще предстоит встреча с Бертоном.

Шеферд передал ему черную папку.

— Он будет ждать нас в аэропорту.

Де Янг открыл папку и задержал взгляд на фотографии, помещенной на первой странице. Бертон был снят в профиль, у него было хмурое худое лицо и непроницаемый взгляд банкира.

Досье Бертона соответствовало его внешности. Нынешний пост — главный управляющий калифорнийским национальным банком в Сан-Франциско, возраст — 53 года. Трое детей, двое учатся в колледже, третий — умственно отсталый. Жена — Пенелопа Пембертон, уменьшительно Пенни. В прошлом был членом группы экономических советников при президенте США, совета по делам внешней политики, совета директоров Всемирного банка и директорских советов пятнадцати различных корпораций. Любит ванильное мороженое и пльзеньское пиво. Не любит изысканные дорогие блюда. Увлечения — собирает марки, плавает на яхтах.