Фрэнк Робинсон - Американский рубикон

Мужчина в шарфе вскинул вверх руки, медленно выполнил замысловатый пируэт и вместе с разносчиком повалился на тележку. Вдвоем они обрушились на хрупкие поручни балкона. Поручни не выдержали и вместе с тележкой рухнули вниз.

Лестер стонал, глаза его закатились. Молодой бандит, не двигаясь, лежал на полу. Он был так близко, что Кэтлин могла даже дотронуться до него рукой.

В этот момент откуда-то сзади появился мужчина в зеленой куртке, сжимавший в руке окровавленный нож. Он наклонился над Лестером, помедлил секунду и посмотрел на Кэтлин. «Ему нужен не Лестер, — подумала Кэтлин, сжимаясь от страха. — Ему нужна я».

Кэтлин прижалась к стене и почувствовала спиной, что уперлась в ручку металлического совка для мусора. Она повернулась, схватила совок и взмахнула им в тот самый момент, когда бандит в зеленой куртке бросился на нее. Совок попал бандиту по лицу, глубоко поранив ему щеку.

— Сволочь!

Это было первое, что она услышала за все время схватки.

Бандит чуть не упал, но успел схватиться за девушку и попытался вывернуть ей руку, выставив вперед нож. Кэти уперлась в стену и левым коленом с силой ударила его в живот. Он согнулся от боли, но попытался снова схватить ее. Она увернулась от ножа и побежала в конец коридора.

Кэтлин пробовала кричать, но ей не хватало дыхания, все тело ломило. Она чувствовала, что убийца уже настигает ее.

Вдруг где-то рядом раздался голос Сту:

— Кэти! Кэти!

Вдалеке послышался вой сирен. Мужчина в зеленой куртке снова замахнулся ножом, но замешкался, услышав повторный крик Сту. Он посмотрел в направлении, откуда слышался крик, затем развернулся, чтобы нанести удар. Кэтлин инстинктивно наклонилась, потеряла равновесие и ухватилась за сломанные перила, чтобы не упасть вниз.

Распахнулись двери лифта, из него выскочили двое полицейских. Они замешкались на какой-то момент, разбираясь в происходящем. Бандит воспользовался этим и побежал вниз по лестнице, откуда донесся протяжный стон.

Из другого лифта высыпали еще несколько полицейских и бросились к ней. Один из них, взглянув на лежащего на полу, воскликнул:

— Боже мой! Это же Лес! Вызовите скорую помощь!

Кэти теряла сознание. Тело жгло, и вся правая нога была залита кровью.

— Будет лучше, если мы вас, мисс Хаусман, отвезем в больницу.

Один из полицейских взял Кэтлин под руку, чтобы поддержать ее.

Кэти была в каком-то забытьи. Где же Сту? Она слышала, как он бежал вверх по лестнице, зовя ее. Она оттолкнула полицейского и, хромая, устремилась к лестнице.

— Скорая помощь прибудет с минуты на минуту…

Девушка пропустила эти слова мимо ушей и, чуть не падая, стала спускаться по лестнице. Сту сидел на лестничной клетке, прислонившись к стене. Полицейский нагнулся над ним, и Кэти ужаснулась. Она не видела Сту таким бледным с того самого дня, когда западники избили его на съезде. Кэти отстранила полицейского в сторону.

Рубашка Сту от воротника до пояса была пропитана кровью. Глаза его ничего не выражали, на шее зияла огромная рана. Девушка как безумная закричала.

— «И отвечал Иов, и сказал: „Доколе будете мучить душу мою и терзать меня речами?“».

Ливонас плотнее запахнул пальто. Он стоял в нише первой абиссинской баптистской церкви Чикаго, расположенной на южной стороне города. Дженис Мак-Колл, одетая в черную мантию священнослужителя, опершись руками в перчатках о край аналоя, читала библию. Между аналоем и первым рядом скамеек на погребальных подставках стояли восемь гробов, шесть из которых были белыми.

— «…И благословил Бог последние дни Иова более, нежели прежние… И было у него семь сыновей и три дочери… И не было на всей земле таких прекрасных женщин, как дочери Иова… После того Иов жил сто сорок лет и видел сыновей своих и сыновей сыновних до четвертого рода… Аминь».

Мак-Колл сошла вниз, ее место занял хмурый грузный священник.

— Теперь помолимся. «Господь — пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим…»

Прихожане подхватили молитву, и церковь наполнилась певучим распевом двадцать третьего псалма. Ливонас услышал, как всхлипывал широкоплечий негр, сидевший в первом ряду. Он догадался, что это был Джесси Уильямс, ветеран чикагской полиции, прослуживший в ней двадцать лет. Его семья из восьми человек погибла при пожаре, который возник из-за самодельной керосиновой обогревалки.

— «Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме господнем многие дни».

Эндрю вместе со всеми пропел последние слова псалма.

С балкона сзади него над прихожанами разнеслось пение хора:

— «Спускайся ниже, благословенная колесница, и унеси меня в обитель мою».

Ливонас почувствовал, как кто-то дотронулся до его плеча. Он обернулся и увидел сержанта Чернига.

— Мэр ждет вас в своей машине, господин Ливонас.

Ливонас продвинулся к проходу и тихо последовал за сержантом на улицу.

Мак-Колл, маленькая и хрупкая, сидела в дальнем углу лимузина, укрывшись большим синим пледом. Слезы попортили грим, и она подправляла его. Лицо ее вытянулось, когда Черниг открыл дверцу, чтобы впустить Ливонаса внутрь.

— Честно говоря, я не знаю, чего ради теряю на вас время.

Она отложила пудреницу в сторону.

— Зачем вам понадобилось встречаться со мной?

Ливонас забрался в машину и присел на край сиденья.

— Я полагаю, что нет необходимости излагать вам планы Де Янга.

— Думаю, что нет.

— И вы собираетесь поддержать его?

Мак-Колл наклонилась вперед.

— Сержант, давайте отвезем господина Ливонаса обратно в аэропорт.

Дженис повернулась к Ливонасу.

— «В отличие от общепринятого мнения, города не вечны». Вы еще помните это небольшое изречение, которое раньше вам было по душе? Может быть, вы не забыли и другую фразу: «Ориентироваться на людей, а не на пространство»?

Лицо мэра буквально вспыхнуло, она с раздражением произнесла:

— У меня есть еще одно любимое изречение: «Развитие и спад — неотъемлемые составные части жизни города».

Мак-Колл достала из пачки сигарету и продолжила более спокойным тоном:

— Скажите мне, что правительство Соединенных Штатов Америки сделало за последние десять лет для города и его жителей, если не считать усилий поскорей довести нас до того конца, который уже постиг семью Джесси Уильямса, покоящуюся сейчас в мире ином.

Рука, в которой Дженис держала зажигалку, слегка дрожала.

— Вы сегодня необычно молчаливы, господин Ливонас. Я ожидала от вас патетической речи. Мы готовы отвезти вас на кладбище, может быть, вы пожелаете произнести речь на могиле. Я уверена, вашу речь высоко оценят.