Александр Макколл Смит - Отдел деликатных расследований [litres]

– Прошу прощения, господин Варг, но здесь командуете не вы. А я. А теперь как насчет тирамису?

– Нет, спасибо, – ответил Ульф. – Но что касается этого человека, вы не будете подвергать его никакой опасности. Дайте ему работу на кухне, чистить картошку. Или покрасить чего-нибудь. А если вы этого не сделаете, я подам на вас рапорт за преступную халатность по отношению к человеческой жизни. Вы же сами это сказали. Ваши собственные слова: что вы будете рады, если он подорвется.

– Подадите на меня рапорт? – переспросил полковник, повысив голос и чуть не дав при этом петуха. – Я – офицер на службе Его Величества – да кто поверит вашему слову против моего?

Ульф улыбнулся.

– В этом может помочь запись нашего с вами разговора, – сказал он, извлекая из переднего кармана ручку-микрофон. – Неплохое качество звука, – продолжил он. – Как это глупо с моей стороны – я забыл ее выключить. Голова стала совсем дырявая.

Полковник разглядывал его с минуту, а потом расхохотался.

– Достаточно справедливо, – сказал он. – Отправлю его на кухню.

– Спасибо, – ответил Ульф.

– Не за что, – отозвался полковник. – А теперь – я вам уже рассказывал о том, как меня откомандировали на месяц в северную Индию? Офицерские столовые у них просто высшего разряда, скажу я вам. Тигриные головы на стенах. Фантастические карри; кеджери [16] Кеджери – викторианская вариация на тему индийской кухни. Пряный рис с копченой рыбой и яйцом. на завтрак и прочее в этом роде. Приятнейшее общество, отличные всадники. Выглядят просто отменно, с этими их длинными копьями, украшенными флажками. Превосходно, просто превосходно.

Выехав с базы, Ульф позвонил с дороги Анне и предложил встретиться в кафе так, чтобы его приход на работу более или менее совпал с их утренним перерывом на кофе. Она согласилась: Ульф оставил ей сообщение насчет того, что ему рассказал Блумквист, и ей не терпелось все это с ним обсудить.

– Что-то это дело проще не становится, – сказала она ему по телефону. – Мне хотелось бы услышать твое мнение.

– Иногда самые сложные дела на деле оказываются самыми простыми, – обронил Ульф.

Наступило краткое молчание.

– Самые сложные… – начала она, а потом: – Ульф, что именно ты имеешь в виду?

Ульф и сам не был в этом уверен.

– В этом-то весь смысл и есть, – ответил он. – Что он не всегда очевиден.

Вернувшись, он поставил «Сааб» на стоянку и вошел в кафе. Народу было немного, и ему удалось занять любимый столик возле окна. К этому столику он испытывал собственнические чувства, и не слишком добрые – к людям, которые сидели за этим самым столиком, когда он вошел, будто у них не было на это никакого права. Поймав себя на этих мыслях, он усмехнулся – его всегда забавляла чья-то необоснованная убежденность в праве на что-либо. Столики в кафе были общественным достоянием, и ни у кого не было на них никаких особенных прав. И все же, и все же… В том, как мы занимаем места, есть свои тонкости; мы помечаем «свою» территорию на пляже: маленький прямоугольник песка, на который мы рассчитываем вернуться после того, как поплаваем; мы устанавливаем разнообразные невидимые границы – временные, неформальные – оставляя вещи на сиденьях и скамейках: пиджак, брошенный на спинку стула, посылает сигнал, столь же недвусмысленный, как и объявление о переходе права на собственность. Это мое – я еще вернусь. Даже не думай здесь усесться.

Анна вошла в кафе пять минут спустя.

– Как здорово, – сказала она. – Ты занял наш столик.

Ульф сообщил ей, что как раз об этом он только что думал.

– Столик-то на самом деле не наш, – заметил он.

– А должен бы, – ответила Анна. – Мы ходим сюда уже не первый год.

Ульф посмотрел в окно.

– Обладание, – задумчиво проговорил он. – Как там говорят: «обладание – это все»? – Он посмотрел на Анну. – Так кто же обладает Швецией?

– Не понимаю, что ты хочешь сказать.

– Люди, которые владели ей в прошлом, или люди, которые живут здесь и сейчас?

Она настороженно посмотрела на него.

– Об этом никто не любит говорить, верно?

Он согласился – никто и в самом деле не любил.

– Мне кажется, верно и то, и это, – сказал он. – У прошлого есть свои права, но оно должно признавать, что настоящее устроено совсем по-другому.

– И вести себя цивилизованно?

Ульф кивнул:

– Именно.

– Вести себя по-шведски?

Ульф рассмеялся:

– Да, точно. Вести себя по-шведски.

– То есть?

Дать этому определение не так-то просто, подумал Ульф. И вместе с тем он прекрасно знал, что это такое – типичное шведское поведение, и всегда мог его распознать.

– Вести себя цивилизованно по отношению к другим, так я думаю.

Анна приняла деловой вид. Социальная философия – это прекрасно, но их ждала работа.

– И это, кстати, напомнило мне о нашем нынешнем деле, – сказала она. – Информация от Блумквиста.

Ульф спросил, что она думает по этому поводу. Анна нахмурилась.

– Встречаться одновременно с двоими… О чем она только думала?

Ульф пожал плечами:

– Я никогда не понимал, зачем люди это делают. Или зачем вообще кому-то это может понадобиться.

– Разнообразие, – ответила Анна. – Человек тебе надоел, но разрывать отношения тебе не хочется. Появляется кто-то еще, и ты понимаешь, что тебе с ним хорошо. Мне кажется, это довольно понятно.

– А как бы ты поступила сама? – спросил Ульф. Вопрос вырвался у него сам собой, и он немедленно пожалел об этом. Она могла понять его совершенно неправильно – как приглашение, как намек – несмотря на тот разговор, который случился у них несколько дней назад.

Но этого не произошло, и Ульф почувствовал облегчение.

– Я бы так делать не стала, – ответила она. – Но, опять же, люди обычно говорят, что не станут чего-то делать, пока… пока этого не сделают. – Она подняла на него взгляд, и некоторое время они смотрели друг другу прямо в глаза.

Ульф почувствовал, что этому растянувшемуся мгновению пора положить конец. Иначе он скажет то, что, как он думал, он никогда не скажет.

– Что ты об этом думаешь? – спросил он. – О том, что тут происходит. Если у Бим…

Она подняла руку:

– Погоди, давай посмотрим на это с другой стороны. Кто тут чего может хотеть. Или, скорее, что мы по этому поводу думаем .

– А потом прикинем все наоборот, – предложил Ульф. – Потому что на самом деле люди часто хотят чего-то противоположного тому, чего, как мы думаем, они хотят.

– Или подумаем о том, кто они вообще такие – на тот случай, если мы и вовсе ищем не там, где надо.

Поразмыслив, Ульф понял, что Анна права. Когда Блумквист впервые упомянул о роли Бим в этом деле, Ульф сразу подумал, что это могло быть как-то связано с исчезновением Сигне. О двух ее молодых людях им не было известно ровно ничего, но когда исчезала молодая женщина, беседовали в первую очередь с тем, с кем она встречалась – особенно если, как в этом случае, они незадолго перед этим разошлись.