Йоханнес Зиммель - Тайный заговор Каина

— Нам следует проявлять осторожность, чтобы не расстраивать вашу жену, — сказал Мон.

Когда они шли по длинному, белому госпитальному коридору, профессор проинструктировал Мински относительно того, как вести себя в присутствии больной жены.

— Профессор…

— Я вас слушаю…

— Мне страшно…

— Не бойтесь, она ваша жена. Вы же ее любите, не так ли?

— Да, очень! — сказал Мински и, помолчав немного, добавил: — Там, на вашем столе… фото вашей жены?

— Да.

— Она живет здесь с вами в госпитале?

— Она действительно жила здесь. Ей нравилась эта местность, а ее любимыми цветами были тюльпаны, — сказал Мон. — Она умерла от воспаления легких за несколько дней до прибытия вашей жены.

Рашель Мински прогуливалась в сопровождении медсестры по гравиевой дорожке сада, где росли цветы, овощи и фруктовые деревья. Она шла навстречу Мински и Мону. Врач вышел на освещенную солнцем поляну, а Мински по его совету остался стоять в тени деревьев.

Сад был огромный. Центральную аллею с двух сторон окаймляли цветущие кусты роз, далее тянулись ухоженные ярко-зеленые лужайки. За густыми темно-зелеными кустами благоухающего жасмина Мински заметил аккуратные грядки с овощами. Здесь работало много одетых в больничные халаты женщин, некоторые из них пели. Левее белели стволы фруктовых деревьев, и лишь где-то вдалеке виднелись высокие стены забора. Лето было в разгаре. Мински увидел, как три светло-желтые бабочки взлетели с куста жасмина и закружились над его головой. Он был слегка удивлен тем, что еще помнил их латинские названия. Рашель была уже совсем близко. Мински почувствовал, как дрогнуло и оборвалось сердце. Был короткий миг, когда он хотел повернуться и бежать из этого благоухающего рая, пока жена не увидела его. Но он поборол предательскую слабость и заставил себя взглянуть на Рашель. Ее вид поразил Мински: худое, покрытое морщинами лицо, обрамленное редкими, седеющими волосами, усталый, безразличный взгляд потухших глаз. Мински заметил, что у Рашель не хватает нескольких передних зубов. На ней был полосатый госпитальный халат, висевший мешком на ее предельно исхудавшем теле. Вдруг Мински ощутил, как его лицо и тело стали покрываться холодным потом. Он хотел броситься навстречу своей жене, но Мон встал на его пути. Профессор дал знак медсестре удалиться. Сердце Мински учащенно забилось при виде счастливой улыбки на лице жены, но затем он понял, что она улыбается не ему, а доктору. Казалось, что она не замечает никого, кроме него.

Рашель остановилась, подняла в приветствии правую руку и сказала:

— Хайль Гитлер, капрал.

— Здравствуйте, фрау Мински, — тихо ответил профессор Мон. — Как мы сегодня себя чувствуем?

Мински с невыразимой грустью смотрел, как его жена, некогда покорявшая всех своей красотой, встала по стойке смирно.

— Отлично, капрал, — быстро ответила она, затем хрипло засмеялась. — Разве я не счастлива, капрал? Меня перевели из Коломыи в этот лагерь, а когда я заболела, то кого я встретила в больничной палате?

Мон широко улыбнулся и кивнул головой.

— Да вас же, капрал! — продолжала Рашель. — Ведь вас тоже перевели сюда, и вы даже стали врачом. Я счастлива и постоянно думаю о том, какая я счастливая! — В ее потухших глазах мелькнул страстный огонек, и она пристально посмотрела на врача.

— Но почему вы говорите шепотом, госпожа Мински? — спросил профессор Мон.

— Чтобы не услышали ваши охранники.

— Они никому не скажут. Я уже не раз вам говорил, что они все приличные люди и совсем не похожи на тех, что были в Коломые. Здесь нам нет необходимости говорить шепотом. — Врач сунул руку в карман и, достав оттуда сверток, протянул его Рашель.

«Так вот что он взял из ящика стола!» — мелькнула мысль у Мински. Скрепя сердце, он наблюдал, с каким восторгом жена поцеловала руку Мона.

— Не надо, — мягко, но строго сказал Мон. — Сколько раз я уже вам говорил, что не следует целовать мою руку, госпожа Мински.

— Я буду целовать вам руку, ибо вы даете мне хлеб, — ответила Рашель. — Вы всегда даете мне хлеб, поэтому я буду целовать вашу руку до самой смерти.

Вокруг раздавались звонкие голоса женщин, работавших в этом райском саду, напоенном мягким, душистым ароматом.

Рашель начала поспешно поглощать булочку, роняя крошки из своего беззубого рта.

— Не спешите, госпожа Мински, — увещевал ее врач.

Рашель отрицательно покачала головой.

— Я должна кушать как можно быстрее, — заявила она, — иначе у меня могут отобрать еду или отправить в крематорий, и один Бог знает, что может случиться с вами, капрал. Ведь это против правил. Если с вами что-нибудь случится, я останусь совсем одна в этом новом лагере.

— Но сегодня я привел с собой друга, — осторожно сказал Мон. Повернув голову, он многозначительно взглянул на Мински. — Это прекрасный человек и мой лучший друг. Вы можете полностью доверять ему, госпожа Мински. — Профессор умолк, пристально посмотрев в глаза Рашель. Она, казалось, не слушала его и не обращала никакого внимания на стоящего сзади Мински. Однако профессор Мон, удовлетворенно кивнув головой, продолжал: — Я хотел представить вам его, чтобы вы знали, что теперь у вас два друга, ибо мой друг — это и ваш друг.

С этими словами Мон взял за руку дрожавшего всем телом Мински, вывел его на открытое место и подошел с ним к Рашель. Она пристально посмотрела на мужа своими печальными глазами.

Жена прожевала булочку, проглотила ее и снова подняла руку в приветствии:

— Хайль Гитлер, — пробормотала она.

Мински, не в силах унять нервную дрожь, прошептал на ухо Мону:

— И мне тоже надо говорить «Хайль Гитлер»?

Врач отрицательно покачал головой.

— Мой друг будет теперь часто приходить сюда, — быстро сказал он.

— Жаль, — сказала Рашель.

— Жаль? Почему?

— Жаль, что вы не один дежурите в палате.

— Я всегда здесь дежурю, госпожа Мински! Но мой друг все равно будет приходить сюда. Разве он вам не нравится?

— О, конечно, — поспешно согласилась Рашель. — И он тоже принесет мне еду?

— Да, не сомневайтесь.

— О, как прекрасно! Пусть приходит, — сказала Рашель. — А теперь мне пора приниматься за работу, иначе меня строго накажут.

Врач согласно кивнул головой.

Она снова подняла руку в нацистском приветствии, улыбнулась Мону и мужу и поспешно пошла к грядке с овощами.

Мински долго не мог оторвать взгляд от удаляющейся фигуры Рашель. И только когда жена скрылась за темно-зеленой стеной жасминных кустов, он перевел дыхание и вопросительно взглянул на профессора.

— Что ж, пошли. Я очень рад, что все так прекрасно вышло, — сказал Мон.

— Прекрасно? И вы считаете, что это прекрасно?

— Могло быть гораздо хуже, — мягко сказал профессор, беря Мински под руку.