Юлиан Семенов - Сборник Штирлиц, он же Исаев

– Какой это был день?

– Из-за этого дня целая шумиха была на телевидении, я смотрел… По-моему, это было девятнадцатого, тут Ленц не прав. А может, двадцатого или двадцать первого, не помню толком, но только не двадцать седьмого. Ну вот… Они мне тогда сказали, что будут снимать, как отдыхает молодежь на пляже, попросили поболтать с разными ребятами так, чтобы собрать их в кружок…

– Кто вас просил об этом?

– Не помню.

– Люс просил?

– Нет, Люс сказал, чтобы я не смотрел в ту сторону, где они спрячут камеру. Чтобы все было естественно…

– А кто вам сказал, что там Кочев?

– Этот шпион? В очках? Никто не говорил. Я и не думал, что он красный…

– Почему вы считаете его шпионом?

– Потому что он предлагал мне деньги на издание книги…

– Когда?

– Вечером. Я ведь на пляже читал стихи, мы пили… Я читал стихи, а красный сказал, что это талантливо и что он любит такую поэзию.

– Ну-ка, продекламируйте мне то, что вы ему читали…

– А я не ему читал… Я же не знал, что он красный. Я читал всем. Я только потом узнал, кто он. Это у меня есть такой ноктюрн…Море идиотизма

– Где-то перекликается с Энцесбергером…

– С этим ублюдком? Господин прокурор, я стою с ним на разных позициях! Он же за волосатых!

– Да? Может быть. Я ведь говорю как дилетант… Ну и что дальше?

– Кочев сказал, что это интересно, и спросил, где это напечатано, а я сказал, что это написано чернилами на моих ягодицах. Простите, я, наверное, не имел права вам так говорить, но я ему так сказал, именно так. Он спросил: «Почему вы не публикуетесь, Иоганн?» А я ответил, что он столько же знает о нас, сколько мы о них, и он с этим согласился… А когда мы в центре разошлись, он предложил мне вечером повстречаться, он сказал, что хочет послушать мои стихи… Он сказал, что вечером пойдет в «Ам Кругдорф», это такой маленький ресторанчик возле университета, и что мы можем перед этим с ним увидеться… Вот…

– Дальше?

– Мы с ним увиделись, а он говорит, что если мне нужны деньги на издание стихов, то он может мне помочь. «Или, – говорит, – давайте мне ваши стихи, Иоганн, я их покажу у нас дома, мы их напечатаем…» А я сказал, что, конечно, лучше мне одолжить деньги на издание книги… Он спросил – сколько, а я сказал, что я толком не знаю, сколько стоит издание поэтического сборника в маленькой типографии. Он спросил: «Тысяча марок устроит?» Ого, еще бы не устроила! А как мне их вернуть? Что, если я не продам книг на тысячу марок? Наши сволочи разве читают поэзию? Они только смотрят грязные фильмы из Штатов, где барахтаются в постели или стреляют ковбои… Спросите наших, кто читал Гёте? Из тысячи один. А если и читали, то этого ядовитого Гейне… А он такой же немецкий поэт, как я – французский.

– Почему вы так настроены против Гейне? По-моему, он большой поэт.

– А я разве сказал, что он маленький поэт? Он замечательный поэт, но он зол и дедуктивен, это свойственно людям его национальности. Разве Мендельсон плохой композитор? Но Вагнер выше. И Мендельсон в этом не виноват, я его, кстати говоря, обожаю. Он замечательный композитор.

– В этом с вами трудно не согласиться…

– Кочев, кстати, не согласился… Но неважно. Он, – продолжал Шевц, – сказал: «Я дам вам деньги, и не думайте о том, когда вы их сможете вернуть… Но мне, – продолжал он, – как ученому-социологу, хотелось бы попросить вас о любезности… Сюда приедут мои друзья: познакомьте их с молодыми интеллектуалами, расскажите моим друзьям, кто и как думает о нас и о вас, о ваших нацистах, капиталистах, о Мао…» Я сразу смекнул, в чем дело… Он думал, что если поэт, то, значит, блаженный. Я сначала-то подумал: ну и возьму я ваши деньги, а ничего вам говорить не стану, но потом я сказал себе: «Иоганн, с этого нельзя начинать. Нельзя грязнить себя в самом начале…» И я ответил ему: «Идите прочь! Ищите себе агентов в республиканском клубе!» Он засуетился, стал говорить, что я его не так понял, а я повернулся и ушел…

– И больше с ним не встречались?

– Нет.

– Где вы с ним увиделись?

– Возле остановки метро.

– Какая станция?

– Онкл Томс Хютте…

– В какое время?..

– Часов в одиннадцать…

– Он стоял в метро или был наверху?

– Там же все наверху!

– Вы не путаете? Может быть, вы увиделись с ним в центре? На станции Шмаргендорф? Если вы говорите, что увиделись в одиннадцать часов?

– В центре? Нет… По-моему, нет… Да нет же, конечно, возле метро…

– Почему вы не сказали об этом раньше?

– Не дело поэта таскаться по полициям. Его дело – самому быть честным…

– Вы утверждаете, что Кочев предпринял попытку вербовать вас?

– Конечно. А как же иначе можно это расценить?

– Иначе? Можно и иначе… Представьте, что его друзья собираются к нам и что действительно они интересуются, чем живут наши молодые интеллектуалы…

– А деньги мне зачем предлагать? Они же приезжают сюда с пустыми карманами.

– Кто?

– Коммунисты.

– Откуда вам это известно?

– Это всем известно.

– Лично мне это неизвестно. От кого вы узнали, что коммунисты приезжают к нам с пустыми карманами?

– Да все так говорят… И, кроме того, я читал об этом…

– Где? В какой книге?

– У этого… Ну, как его… У Флеминга…

– В какой книге?

– Я не помню. В какой-то из его книг…

– Вы это утверждаете?

– Что?

– То, что именно в одной из книг Флеминга вы читали, что коммунисты приезжают за границу с пустыми карманами?

– Да.

– Вы настаиваете на этом утверждении?

– Я не понимаю, какое это имеет отношение…

– Большого значения это не имеет, но в книгах Флеминга утверждается как раз противное – что все коммунисты приезжают на Запад с огромными деньгами, потому что они работают на КГБ…

– Откуда же я мог узнать про это? Ума не приложу…

– Об этом известно нашей разведслужбе, контрразведке, но это не суть важно сейчас… Сколько времени продолжался ваш разговор с Кочевым?

– Минут двадцать. А что?

– Ничего. Всегда, когда получаешь интересные показания, интересуешься подробностями. Итак, вы проговорили полчаса?

– Да. Минут двадцать – полчаса…

– Какие вы стихи ему читали?

– Где?

– Ну, когда увиделись вечером… Он же пригласил вас, чтобы вы почитали ему стихи…