Вольфганг Шрайер - Прелюдия 11

Пока он размышлял, стоит ли рискнуть и позвонить в Гавану, чтобы узнать о последних событиях, вошел Франсиско Мелуса, самый способный из его разведчиков.

Мелуса передал ему конверт, описал, с каким трудом заполучил содержащиеся в нем сведения о намерениях врага. Он действовал, не щадя себя...

Паломино не слушал, он не отрывал глаз от документов. О пистолете он забыл. И о своем положении больше не думал. Документы захватили его целиком. Страниц двенадцать плотной машинописи, озаглавленные «Административный план 1-4000». Перелистав, он увидел, что это оперативный план. «В день Д-7 начинается посадка бригады на корабли в порту Игрек, — прочел он... — Оно завершается в день Д-4 в 24.00. Транспортные суда «Барракуда», «Марсепа», «Агиа», «Сардина», «Тибурон» и «Бальена» выходят из порта Игрек в день Д-3 децентрализован-но до встречи в точке Кю-Икс. Там они соединяются в день Д-1 и направляются в зону операции к Голубому берегу...»

На следующей странице прочел: «За 14 часов до часа Аш проводится отвлекающий маневр у Санта-Фе с целью отвлечения основных сил врага в этот район...»

Очертания комнаты расплывались, бумага тихо шуршала в его руках. Он понимал, что перед ним часть плана вторжения. Конечно, Мелусу могли обмануть, подсунуть ему сфальсифицированные документы, так называемую дезу. Но эти документы вполне достоверны, это пронумерованный экземпляр с пометкой с степени секретности на титульном листе и печатью штаб-квартиры контрреволюционеров. О подлинности говорило и отсутствие географических и временных обозначений, вместо них — цифры, шифр, законспирированные даты. Кто не знал кодовых наименований, мог по этим данным судить лишь о размере операции и механизме ее исполнения. Сомневаться не приходится, операция разрабатывалась ЦРУ... Он произвел несложные расчеты. Дату, по крайней мере, можно вычислить. В день Д-3 суда интервентов вышли из порта, а это — по сведениям военного министерства — произошло позавчера. Значит, завтра — день Д!

«С «Тибурона» в час Аш будут спущены две лодки с диверсантами-аквалангистами. Они доберутся до Голубого берега и обозначат там проходы позиционными световыми фонарями. С «Сардины» в час Аш + 10 минут будет произведена посадка батальона пехоты и танкового подразделения в 4 десантных понтона типа А, 3 понтона типа Р...» — один абзац он пропустил. — «Как только части окажутся на берегу, они занимают позиции согласно указаниям, данным в приложении В, и удерживают «Голубой плацдарм»... Важнейшие железнодорожные и пешеходные мосты в районе Гаваны, Матансаса, Ховельяноса, Колона, Санта-Клары и Сьенфуэгоса должны быть разрушены, чтобы изолировать зону высадки».

Из этого, правда, не следовало, в какой части побережья произойдет высадка, но что она в его провинции — несомненно.

Перелистал остальные страницы: детальный план снабжения. Доставка продовольствия и боеприпасов для частей воздушного десанта, для частей в амфибиях — по часам и в тоннах. Медицинское обеспечение, служба тыла, городской транспорт, радио-связь — согласно приложению Е, все продумано до мелочей. Только карты не хватает и кодовых наименований. Какой участок побережья они имеют в виду?

Команданте задумался. Коста-Асуль — Голубой берег; это обозначение засело в его мозгу. Отпустил Мелусу. И неожиданно вспомнил о карте, которую Рамон нашел четыре дня назад у убитого янки. Напечатана она на куске шелка и лежала, смятая, в кармане умершего. Паломино достал ее из ящика стола, разгладил. На карте район от Эскольос-Хемелос — здесь они назывались — до Эсперансы. Извилистая линия обозначала путь группы по Крокодильему полуострову. Ему бросились в глаза два едва заметно написанных слова: Коста-Асуль. Это чуть пониже Росалеса. Коста-Асуль — Голубой берег! Сердце бешено заколотилось. Выходит, удар будет нанесен в сорока километрах южнее, сегодняшней ночью. Спрятав кусок шелка, он решил уничтожить добычу Мелусы. Если у него обнаружат еще и план вторжения!.. А если план станет известен, вторжение не состоится?..

План вторжения у Паломино? Почему именно у него? И с какого времени?

Он разложил документы перед собой. Что с ними делать, сжечь? Но в штабе нет печки. Некоторое время он тупо размышлял. Хотелось собрать волю в кулак, отдать какой-нибудь решительный приказ. Мелькнула неоформившаяся мысль: а если собрать штабную роту, сказать речь, окопаться вокруг штаба, а еще лучше — уйти к Пико-Оркидеа. Ведь расстреляют, расстреляют ни за что ни про что!.. Время уходило, а он не знал, на что решиться. В груди у него что-то оборвалось. Вновь вспомнились слова падре о том, что в каждой стране найдутся мужчины, готовые оградить свой народ от худшего... Сейчас его, Паломино, к таким людям вряд ли отнесешь. Он даже не в состоянии обратиться к своим солдатам. Ну, что он им скажет? Ни один из них не последует за ним в горы. Ему необыкновенно повезет, если его обман, сокрытие документов не обнаружатся до утра. В противном случае игра окончательно проиграна. Предателя Паломино к стенке!

Он терпел эту муку минут десять. Но каких минут!.. Зазвенел телефон, звонок резанул по обнаженным нервам. Голос Рамона заставил его встряхнуться:

— У нас тут двое, оторвавшиеся от янки, — докладывал Рамон. — Один из них наш Ласаро, другой — перебежчик из той самой группы «Прелюдия 11», негр. Оба сообщили, что банда задумала прорваться из сьерры на побережье на армейском «джипе». Машину им якобы должна достать Даниела. Это звучит невероятно, Карлос, но ее подстрекали к предательству!

Вот оно — последнее звено в цепи. В цепи случайных, трагических совпадений и ошибок. Он сам выковал эту цепь, и она захлестнет ему шею, задушит его. Он, военный человек, первым делом обязан был сообщить Рамону о поездке Даниелы. Какая уж это забывчивость — кто ему поверит?! Ему нет оправдания.

— Даниела? — Паломино стало трудно дышать...

— Где она сейчас?

Голос из трубки подстегивал его, надо отвечать немедленно, выхода нет.

— Она поехала в Росалес...

— Совсем одна?

Вопросы попадали в Паломино как разрывные пули.

— Не знаю, — ответил он, понимая, что летит в пропасть.

— Это ты ее послал? — не унимался Рамон.

— Нет! — выкрикнул Паломино.

Каждое слово лжи, которое невольно вырывал у него Рамон, делало его положение невыносимым, безнадежным.

— Тогда и ей и нам грозит опасность, — прозвучало в мембране. — Я отрежу банде путь к отступлению... — и, помолчав, добавил: — Даниела должна дать мне полный отчет...

В трубке щелкнуло.

— Рамон! — крикнул Паломино. — Рамон!

Он хотел отказаться от своих слов, объяснить, как все произошло, — слишком поздно! Эта смертельная ошибка сломала ему хребет, оправдываться теперь бессмысленно. У перевала начнется бойня... Паломино рванул ворот рубахи: в кабинете душно. Вот он, его кабинет — сколько жизни связано с ним, здесь он бывал счастлив и энергичен, как никогда в жизни, здесь он диктовал приказы, разговаривал с крестьянами, словом — управлял провинцией. И теперь этому пришел конец.