Генрих Боровик - Момент истины

— Если пить, так пить водку.

— Я вообще-то после девяти вечера не пью,— сказал Стэннард,— иногда я не пью даже после восьми вечера. Но раз такое дело...— Он выпил подряд три рюмки.— Нет, Мэри, правда, налейте мне еще и выходите за меня замуж.

— Не слишком много?—спросила она.

Стэннард решительно затряс головой:

— Слишком много — это две рюмки. А когда три — это уже недостаточно. Taк что наливайте четвертую.

Кто-то нажал кнопку старого музыкального автомата, стоящего в холле. На крутящийся диск медленно опустилась пластинка.

Стэннард подошел с рюмкой к Морру.

— Давайте выпьем, Эдвард, мы зря с вами погорячились.

— Я на диете, не пью,— ответил тот.

Стэннард удивился:

— На какой диете? А это что?— И он показал на рюмку в руке Морра.

— У меня диета особая, своя.

— Какая?

— Не пью с дерьмом...

— Знакомая мелодия,— сказала Катлен и положила руки на плечи Игорю.—Пригласите хорошенькую молодую даму на последнее танго...

— Откуда у вас эта пластинка?— спросил Кларк Астахова.

— Старый автомат. А что?

— Ничего. Просто это то самое танго, под которое я загибался в сорок третьем году на ваших Гранатовых островах. Можно, я куплю у вас эту пластинку?

— Я подарю ее вам.

Наклонившись к уху Катлен, Игорь сказал:

—У меня есть возможность передать телеграмму.

— Какую телеграмму?

— Оба всем, что происходит.

Катлен вопросительно посмотрела на него.

—Я не могу вам сказать, как. Надо, чтобы все подписали, и срочно!..

— Сейчас это, пожалуй, невыполнимо.

— Можно спросить у каждого.

— И опасно... У вас есть контакт с ними?

Игорь смолчал.

— Я не уверена даже, что вы правильно сделали, сказав мне...

— Вы можете донести?!

— Нет, на это я, пожалуй, еще не способна... Но и подписать мне, честно говоря, будет трудно... Идемте к Кларку...

Астахов был рад возможности прекратить танец Игоря и Катлен. Он быстро подошел к автомату и выключил его. Все обернулись к двери, возле которой стоял музыкальный ящик, и увидели Питера Калишера. Толстяк держал в руках свой неизменный черный зонт, с которого стекали капли воды, и улыбался приветливо.

— Что же вы? Веселитесь, я не помешаю.

Калишер ждал вопросов. Но журналисты смотрели на него молча. Тогда он вздохнул, поставил зонт на пол и сказал:

— В таких случаях говорят: у меня есть для вас, господа, две новости — одна приятная, а одна неприятная. Начну с приятной. Неподалеку от отеля я видел на углу первую проститутку. Стоит, лапочка, под дождем. Это признак стабилизации нового режима. Жизнь нормализуется.

Никто не улыбнулся. Калишер еще раз вздохнул и уже серьезно, садясь в кресло, сказал:

— Другая новость неприятная, Я только что от премьер-министра, он наотрез отказывается освободить вас, пока вы все не подпишете заявления, опровергающего ваши вчерашние телеграммы насчет американских инструкторов и так далее.

Никто но проронил ни слова.

— Господа, положение очень серьезное. Новый премьер — человек решительный. Если он захочет вас... никто вам не поможет.

— Это он сам вам сказал? — спросил Максвелл.

— Нет, мне он оттого не говорил. Но поверьте моему опыту, такое бывает. На редакции надежда маленькая, я сегодня слушал радио. Во всем мире уверены, что вас арестовало и даже, может быть, уже уничтожило не временное правительство повстанцев, а Центральное правительство республики Гранатовых островов. За то, что вы не поддержали его домыслов насчет американского вмешательства,

— Вы ведете с нами битву по всем правилам науки,— сказал Кларк.

— Битва закончилась,— очень серьезно ответил Калишер.— Началась война.

Он помолчал немного, посмотрел выразительно на Астахова, Игоря и Мэри. Tе беспрекословно удалились. После этого сказал:

— Ну, давайте говорить в открытую. Хорошо. Здесь есть американские советники. Даже солдаты. Вы считаете меня сотрудником Центрального разведывательного управления? Валяйте.— Калишер поднялся с кресла, на котором сидел, и оглядел своих собеседников:— А чего вы хотите? Чтобы все эти Гранатовые острова с неимоверными запасами нефти, со стратегически важным положением в океане попали в руки к русским?

— Послушайте,— перебил Калишера Максвелл.— Мы болтаемся здесь десять, нет —уже одиннадцать дней и не встретили ни одного доказательства, что русские пытаются завладеть этими островами...

В окне, ведущем из кухни в сад и закрытом тонкой проволочной сеткой, показалось лицо американского сержанта, того, что был на ночном аэродроме. Он внимательно осмотрел кухню — там никого, кроме Астахова, не было,— негромко сказал:

— Господин управляющий...

Астахов вздрогнул.

— Господин управляющий, возьмите две корзины, идемте со мной за продуктами.

— Сейчас?— удивился Астахов.— Не поздно?

— Возьмите две корзины и выходите,— повторил приказание сержант.

— Я позову сына, он мне поможет,—сказал Астахов.

— Я вам буду помогать. Идемте.

Астахов взял две корзины и направился к выходу.

— Через черный ход,— распорядился сержант.

Астахов повернул и вышел на улицу через дверь черного хода.

В холле продолжался разговор Калишера с журналистами.

— А вы думали встретить здесь русскую дивизию? Русские умнее нас. Они добиваются контроля незаметно... В мире идет война. Если не мы их — они нас. И в таких делах быть слишком чистеньким опасно. Знаете, есть рекламная песенка: «Селедку а сметане не едят пуритане». Чтобы селедку в сметане ели мы, а не они, можно позволить незначительные компромиссы с собственной совестью.

— Перед поездкой сюда я разговаривал по телефону с президентом,— сказал Кларк.— Он сказал мне, что у него есть договоренность с русскими — не вмешиваться в дела этого района. Он сказал мне, что не в интересах Соединенных Штатов создавать здесь напряженность.

— Президентов много,— жестко и властно сказал Калишер. Сейчас он вовсе не был похож на обаятельного толстяка, который явился журналистам утром.— А родина у нас одна-единственная, и мы служим именно ее интересам. Двое из вас, которые уже согласились подписать,— настоящие патриоты.— Калишер сделал паузу.— Я советую вам по-размыслить об этом. Рано утром я приду за окончательным решением.— Он повернулся было, чтобы уйти, но вдруг остановился.— Хотелось бы сказать два слова вам, господин Кларк. Насколько я знаю, у вас есть личные причины торопиться в Нью-Йорк.

Кларк посмотрел на Калишера так, будто тот ударил его хлыстом.

— Что вы имеете в виду?

— Есть у вас личные причины?— холодно повторил Калишер.

— Что вы знаете?

— Успокойтесь,—сказал Калишер.— Пока ничего конкретного. Но ее взяли в больницу раньше, чем предполагалось.

Калишер направился к своему черному зонту.