Генрих Боровик - Момент истины

Кларк продолжал говорить в микрофон. И голос его, набирая силу, продолжал звучать в слушающем мире:

— Вы слышите выстрелы. Стреляют по мне мои соотечественники. Стреляют мои и ваши враги, стреляют из оружия, присланного сюда из моей страны.

Директор ЦРУ — с лицом серым, постаревший за эти минуты на десяток лет, повернулся к сотрудникам, которые специально собрались в его кабинете, чтобы послушать выступление Кларка.

— Срочно передать по радио Седьмому: стрельбу немедленно прекратить. Отозвать всех! На свертывание операции «Глобус» дается один час.

— Открытым текстом?— ужаснулся помощник.

— Открытым.

— Мы, шестеро журналистов, были свидетелями трагедии на Баланге,— продолжал Кларк,— не все из нас оказались сильными до конца. Я тоже оступился, но сейчас я говорю правду, только правду, ничего, кроме правды. Как тридцать пять лет назад, в джунглях этой же страны... Фашизм рождается на маленьких сделках с собственной совестью...

В холле отеля у окна стоял обессиленный Калишер, смотрел на противоположную сторону улицы. Ему было видно, как из окна радиостудии отстреливался из автомата часовой, который привел на радио Кларка и Максвелла. Видно было, как к часовому присоединился Игорь — тоже с автоматом а руках. Калишер видел, как, держа микрофон в руках, все еще продолжал говорить Кларк.

В холл вошел Хольц, увидел в руке Калишера пистолет, сказал:

— Вам бы стоило застрелиться...

Калкшер ответил почти спокойно:

— Не заряжен.

— Жаль,— сказал Хольц,— а то бы я...— Он взял пистолет из рук Калишера, поднял и, прицелившись через улицу в Кларка, которого было видно сквозь разбитое окно, нажал курок. Раздался выстрел.

Микрофон выпал из рук Кларка, и сам он медленно повалился на стол. К нему бросился Максвелл.

— Вы же сказали — не заряжен...— пожал плечами Хольц и, вернув пистолет оторопевшему Калишеру, прошел в комнату, где сидели журналисты.

— Что там? — спросил Стэннард.

— Почему он замолчал? — спросил Mopp.

— Не знаю,— ответил Хольц.— Может быть, ранен. Мне будет жаль Кларка, если что. Он все-таки стоящий малый. Ему действительно можно было доверить зубную щетку...

Стрельба на улице прекратилась совершенно неожиданно.

Американский сержант, выслушав какое-то распоряжение по «уоки-токи», кричал:

— Назад.. Назад! По машинам!.. Конец!

И складывал перед лицом руки крестом.

На радиостанции микрофон взял в руки Максвелл.

— Говорит Гарри Максвелл. Только что убит Фрэдди Кларк. Пуля попала ему в затылок. Так стреляли в гитлеровских лагерях смерти... Мы найдем, кто убил его. Я обещаю вам. Мы найдем...

С микрофоном в руке Максвелл подошел к часовому и Игорю, стоявшим у окна. Они уже не стреляли. Было видно, как на улице американские солдаты быстро садились в машины, вскакивали в них уже на ходу. За ними бежали солдаты из местных... Некоторые на бегу стаскивали с себя военную форму, бросали в пыль автоматы...

Пластинка на проигрывателе продолжала крутиться, передавая в эфир «Последнее танго».

Несколько черных одинаковых лимузинов на большой скорости неслись по шоссе Гранд Сентрал, ведущему от аэропорта Кеннеди к Манхэттену. Впереди уже был виден растущий спичечный коробок здания Организации Объединенных Наций над Ист-ривер.

В салоне одной из машин Mopp наклонился к Махсвеллу:

— Я думаю, мы должны держаться одной линии, Гарри... Все герои. Одинаково.

Максвелл пожал плечами довольно равнодушно.

— Бери пример с Кларка. Он не сказал по радио ни одного плохого слова ни об одном из нас...

Максвелл молчал.

— Смотри, а то ведь заклюем, братец, героя-одиночку, заклюем...— И Mopp улыбнулся дружелюбно, показывая, что он, конечно, шутит...

В Совете Безопасности шло заседание. Перед микрофоном выступал делегат, возле которого стояла деревянная табличка с надписью: «Советский Союз».

— В заключение я хочу сказать вот о чем. Мир только что выкарабкался из тяжелого кризиса. Он продолжался всего два дня. Но это, как короткое замыкание в сплетении проводов,— от него мог вспыхнуть всеуничтожающий огонь. К счастью, на этот раз не вспыхнул. Но мир серьезно озабочен действиями тех сил в Америке, которые за спиной народа считают возможным идти на такие опасные, преступные международные авантюры. Наш мир — очень плотное сообщество. В нем давно уже нет далеких островов, на которых можно поиграть с огнем без риска вызвать мировой пожар. В мире нет чужих островов, нет чужих войн, как нет и не бывает чужого горя... Спасибо за внимание.

На лице оратора остановился крестик оптического прицела. Это Хольц из кабины фотокорреспондентов снимал заседание Совета.

— Мне чрезвычайно понравилась мысль советского делегата,— сказал в микрофон председатель Совета.— «В нашем мире нет чужих островов, чужих войн и чужого горя». Истинность этих слов доказали, кстати говоря, славные журналисты, честность и смелость которых помогли ликвидировать это короткое замыкание. Я еще раз хочу назвать их имена. Гарри Максвелл!..

Раздались аплодисменты. Гарри поднялся с места, и лицо его попало в крестик видоискателя Хольца. Щелкнул затвор камеры.

— ...Катлен Габю!

Она поднялась со своего места. Улыбнулась аплодисментам. В глазах ее стояли слезы.

— ...Эдвард Mopp!

Эдвард стоя поднял вверх переплетенные в благодарном пожатии руки, раскланялся.

— ...Джон Стэннард!

Стэннард поднялся, развел руками, отвечая на аплодисменты, сел.

— ...Артур Хольц!

Люди в зале крутили головами в поисках фото-корреспондента.

— Вон он, в кабине для фотографов,— подсказал председатель.

Хольц помахал оттуда рукой. Лицо, как всегда, оставалось невозмутимым.

— ...Ну и, конечно, Фрэдди Кларк. Великолепный человек, великолепный репортер. Трагически погибший Фрэдди Кларк. Одна из жертв кризиса, который удалось преодолеть...

Хольц навел крестик видоискателя на портрет Кларка, висевший на стене... Щелкнул затвором...

У дверей в зал, где проходило заседание, толпились дети. Обыкновенная ооновская экскурсия. Один из мальчишек дернул за косичку стоявшую перед ним девчонку. Та мгновенно обернулась и со счастливой улыбкой с размаху стукнула связкой книг другого мальчишку по голове...