Генрих Боровик - Момент истины

— Ты никуда не пойдешь,— решительно сказал Астахов.

— Хочешь, чтобы я всю жизнь мыл тарелки?

— А я еще раз говорю...

— Больше нельзя. Я перестану уважать и себя... и тебя.

— Я отдал тебе всю жизнь.

— Тише, часовой услышит.

— Ты бросаешь меня в такое время. Ну хотя бы подожди. Не сегодня... Потом... Потом...

— Больше нельзя ждать...

— Тебя убьют, как только ты подойдешь к забору.

— Я подходил сегодня дважды.

— За этот час многое изменилось.

— Что изменилось?

— Я не могу сказать... Я прошу тебя об одном. Подожди до утра.

— Рассветет, я не смогу выбраться. Папа, я решил окончательно.

Астахов подумал несколько мгновений.

— Хорошо... Я полагал, что у меня есть ночь придумать что-нибудь... Ты меня вынуждаешь...

— О чем ты?

— Только ты запомни, сынок... Запомни, я никогда не был предателем...

— Не понимаю, о чем?..

— Просто я хочу, чтобы ты остался жив...

Астахов вышел в холл, несколько мгновений стоял в нерешительности, потом двинулся от выключателя к выключателю, поочередно зажигая все лампы. Холл наполнился светом.

В своей комнате Игорь продолжал быстро собирать вещи.

Астахов подошел к гонгу, которым созывают постояльцев к столу, взял в руки колотушку, повертел ее, помедлил, закрыл глаза и, будто бросился в холодную воду,—ударил по большой медной тарелке.

Из своей комнаты выбежал Игорь.

— Что ты, папа?

Астахов, не отвечая, продолжал бить в гонг.

Вниз по лестнице спускались заспанные журналисты.

— Что он? С ума сошел?

— Пожар!

— Почему так рано к завтраку?

— Да скажите толком!

— Перестаньте звенеть в этот идиотский колокол!

— Три часа ночи, с ума сойти!

— Конец света!

— По-моему, он не в себе...

— Напился.

Астахов перестал бить в гонг. Перед ним стояли Игорь и журналисты—растрепанные, полуодетые. Стэннард пришел, закутавшись в простыню, как древний римлянин.

В дверях своей комнаты показалась Мэри.

— Простите, что я поднял вас среди ночи,— глядя куда-то в сторону, хрипло произнес Астахов,— но мне нужно сообщить вам важную вещь. Дело в том, что я не Астахов. Я Павлов, Иван Петрович Павлов...

Журналисты с удивлением смотрели на управляющего.

— Ну и что?— подозрительно спросил Mopp.

— Я резидент советской разведки на этих островах,— закончил Астахов.

Все остолбенели.

— Это неправда!— сказал Игорь в полной тишине.

И сразу его перебил радостный крик Морра.

— Я говорил! Я чувствовал! — И тут же деловым тоном:— Почему решили признаться? Ваше звание? Когда вы приехали сюда?

— Стоп! — властно остановил Кларк.— Господин Астахов или как вас там, насколько я понимаю, вы решили устроить пресс-конференцию... Просим, подождать минуту, мы сходим наверх, принесем блокноты и магнитофоны.

— Хорошо,—сказал Астахов и опустился на стул.— Я подожду.

Журналисты, толкаясь, бросились наверх в свои комнаты. Внизу остался лишь Хольц, который, как всегда, не забыл фотоаппарат и сейчас уже щелкал им, не переставая.

Игорь взял отца за плечи.

— Папа, что с тобой, тебе плохо?

Астахов покачал головой.

— Дай воды, пожалуйста.

Одетые так же, как раньше, если не считать некоторых вещей, потерянных при свалке, почти одновременно скатились вниз по лестнице журналисты. Запыхавшись, они остановились перед Астаховым, и сразу посыпались вопросы,

— Ваше звание? Сколько вам лет?

— Ваши функции?

— Почему вы решили признаться?

— Сколько вы получаете денег?

— Как передавали информацию?

— Кто ваши помощники?

— С кем имели связь?

Под этим градом вопросов Астахов сидел молча, опустив голову. И снова властно прозвучал голос Кларка:

— Стоп! Давайте по порядку!

— Да почему он распоряжается?— вскипел Mopp.

— Начинайте вы,— спокойно сказал ему Кларк.

Сам он держал в руках микрофон, который подносил то к лицу Астахова, то к лицам журналистов, задававших вопросы. Астахов с трудом поднялся со стула.

MOPP. Ваша настоящая фамилия?

АСТАХОВ. Павлов, Иван Петрович Павлов.

МАКСВЕЛЛ. Звание?

АСТАХОВ. Полковник.

СТЭННАРД. Ого! Когда вас прислали сюда?

АСТАХОВ. Давно. Пятнадцать лет назад.

КЛАРК. С какими задачами?

АСТАХОВ. Вначале я был просто агентом, собирал информацию, потом дослужился до резидента, через местных помощников передавал инструкции некоторым членам правительства Республики Гранатовых островов. Мы готовили в стране коммунистический переворот

ИГОРЬ. Неправда! Ему плохо! Папа, тебе плохо?

MOPP. Как вы осуществляли связь с Москвой?

АСТАХОВ. Рация.

ХОЛЬЦ. Где?

АСТАХОВ. На чердаке.

ИГОРЬ. Там нет никакой рации!

АСТАХОВ. Есть. Можете проверить.

ХОЛЬЦ. Где вы храните шифры?

АСТАХОВ. Там же.

КЛАРК. Почему вы решили признаться?

АСТАХОВ. Советы давно прибрали к рукам правительство Гранатовых островов. Я был главным рычагом этого контроля. Теперь я понял, как это опасно. Мир должен знать, как его обманывает Москва.

МАКСВЕЛЛ. Вы передали в Москву об американском десанте?

АСТАХОВ. О десанте?.. Нет, не успел.

КАТЛЕН. А ваш сын? Он действительно ваш сын?

АСТАХОВ. Да, он мой сын... Он мой единственный сын... Самый дорогой мне человек... Я не говорил ему... Скрывал... Прости меня...

— Ерунда!— крикнул Mopp и протянул руку к Игорю.— Ну-ка, бумагу!.. Нашу бумагу, быстро!.. Теперь мне понятна его затея. Отдавай.

Игорь растерянно посмотрел на журналистов.

— Отдайте,— сказал Кларк.

Игорь достал из-за подкладки куртки тщательно сложенную бумагу в целлофановой обертке.

Mopp выхватил, разорвал на мелкие клочки и бросил в лицо Игорю:

— Подлец! Провокатор! Оба подлецы! Хороши бы мы были!..

Астахов поднял руку, будто хотел расстегнуть себе воротник рубашки, пошатнулся и упал бы, если бы его не подхватил Игорь. На помощь бросилась Мэри.

А журналисты были заняты своим делом. Не обращая внимания на Астахова, они писали в свои блокноты, стучали ка портативных машинках, Кларк четко говорил в микрофон:

— Только что мы присутствовали при сенсационном признании полковника советской разведки, через которого Москва, по его словам, уже давно контролирует правительство Республики Гранатовых островов...

Это действительно была сенсация. У журналистов давно не было такого горячего материала. Теперь всё решала скорость. Тот, кто «откупорит» этот материал первым, завоюет все газеты мира.

Mopp подскочил к часовому:

— На телеграф! Пусти на телеграф! Срочно!

Часовой молча загородил ему дорогу.

Остальные заканчивали свои корреспонденции, спеша, как ученики на экзамене, которым нужно сдать свою работу до звонка. Стэннард одной рукой печатал на машинке, другой на всякий случай уже снял трубку телефона, прижал ее плечом к уху и стучал пальцем по рычагу.