Питер Гринвей - Человек, который похитил королеву и распустил парламент

— Я согласен, — дружески произнес Хартфиш, но эта дружественность была показной. Про себя он подумал, что этот дурак Ренкин отступает от договоренности. Очень важно, чтобы служащие всех рангов публично признались в ошибке. Их власть придется уменьшить. Доверять им больше нельзя.

Хартфиш продолжал:

— Теперь, когда прошло много времени, вы, несомненно, сознаете свою ошибку?

— Да, — промямлил Ренкин.

— Вы понимаете, что решительный отказ с вашей стороны и со стороны ваших коллег от сотрудничества с Вайаттом практически лишил бы его возможности что-либо предпринять?

— Да.

Первым вопрос задал Хедли, сотрудник министерства иностранных дел:

— Как вы можете гарантировать, что жизнь королевы вне опасности?

Вайатт к этому времени уже понял, что сумел привлечь присутствующих на свою сторону. Предоставление гарантий и согласие с ними служит базой для взаимопонимания.

— Даю слово, что этой женщине не угрожает опасность. Со временем и она и ее семья будут освобождены и получат разрешение вернуться к частной деятельности.

— Поверив слову Вайатта, этого негодяя, вы продолжали слушать его, пока он излагал свой план развития страны?

— Я… слушал, поскольку… — Ренкин хотел сказать, что он, как и все, слушал, потому что считал необходимым принять какие-то меры. — Поскольку и в этом случае нам нужно было знать, в какой мере этот человек контролировал обстановку.

— Можете вы объяснить, что значит «контролировал»?

— Это не так просто. Это широкий, всеобъемлющий взгляд, которым человек охватывает административный аппарат. Если человек имеет такой взгляд, значит, он государственный деятель, а если он упомянутым качеством не обладает, является просто-напросто политической мямлей…

— Итак, вы выжидали, чтобы выяснить, является ли Вайатт государственным деятелем, прежде чем занять ту или иную позицию?

Ренкин широко раскрытыми глазами посмотрел на присутствовавших, которые заполнили зал до отказа. На их лицах он прочел только враждебность. Он представлялся им явным коллаборационистом.

«Прежде чем занять ту или иную позицию…» — эти слова снова донеслись до слуха бывшего постоянного секретаря, и Ренкин-коллаборационист с трудом выдавил из себя:

— Да.

— Каково было ваше личное впечатление от так называемого плана?

— В нем было много заслуживающего внимания. По крайней мере так мне казалось.

— Ладно. Теперь, надеюсь, вы изменили свою точку зрения?

Ренкин подумал, что возражать было бы слишком опасно, но все же колебался.

— Я жду ответа. — Хартфиш злым взглядом смерил Ренкина и прошептал что-то своему помощнику.

— Да, я изменил свою точку зрения, — произнес наконец Ренкин, повинуясь данному ему распоряжению.

Еще несколько вопросов о встречах Вайатта с руководителями департаментов — и Ренкина отпустили. Газеты поместили его показания полностью. Никаких ограничений свободы критически комментировать происшедшее не вводилось. Было известно, что один из издателей подвергся наказанию за поддержку Вайатта, и остальным, за исключением издателя «Таймс», этого намека было достаточно.

Два дня спустя контрольная комиссия получила докладную генерального прокурора.

Комиссия тотчас же информировала Ренкина, что его дело будет пересмотрено.

Неделю спустя Ренкин исчез. Вскоре его труп был найден в реке» Он покончил жизнь самоубийством.

Милли всегда догадывалась, что эта вещь была там, но ей не разрешалось прикасаться к ящику комода. Фред был очень щепетилен в этом вопросе. Однажды она забыла о запрете — убирала вещи Фреда и увидела под пуловером, который подарила мужу в прошлом году к рождеству, черную страшную вещь и картонную коробочку. Она всегда почему-то считала, что содержимое коробочки называют пулями, но надпись гласила «патроны». Находка взволновала Милли, особенно потому, что в последнее время Фред бывал в какой-то странной компании.

— Я ведь тебе говорил, чтобы ты не…

Больше Милли не открывала этот ящик, хотя все время собиралась спросить мужа, что он думает делать с этой штукой дома. Но смелость не растет на дереве, ее не сорвешь.

Дела и без того обстояли плохо. За долги угрожали забрать ковер. Потом произошла эта история с капитаном и королевой. Фред стал вести себя еще более странно, все время что-то бурчал себе под нос. В этом, правда, ничего удивительного не было: судьба не была столь благосклонна к Фреду, как он того заслуживал. И все же он мог бы какое-то время не бросать работу, особенно если учесть, что Милли была беременна.

Расплывшаяся фигура сэра Тимона Марша была такой же внушительной, как и меблировка его конторы, находившейся неподалеку от Флит-стрит. Он оттеснил низкорослого Бейнарда, который проводил посетителя к Вайатту и оставил его с шефом.

Марш был типичным миллионером: никогда не торопился. Он уселся в кресло, и в течение нескольких минут в комнате царило молчание. Один разглядывал другого.

— Когда в последний раз я сидел здесь, — вспомнил Марш; — я разговаривал с Ригли, точнее, я говорил, а он слушал. Теперь, очевидно, наступили другие времена.

— Вы ведь пришли сюда не для того, чтобы дразнить меня?

Марш серьезно посмотрел на Вайатта, потом лицо его расплылось в улыбке. Ему, человеку дела, понравился этот намек перейти к существу вопроса.

— Конечно нет, — согласился он. — И все же я не такой сухарь, чтобы упустить случай. Такое ведь происходит не часто. Так или иначе, я рад, что вы нашли возможность уделить мне несколько минут.

— Я всегда готов поговорить с человеком. Сэр Тимон в знак протеста поднял руку.

— Не спешите, молодой человек. Правило первое — ничего не жертвуйте, особенно время. Это мой маленький совет вам, хотя вы, наверное, не нуждаетесь в нем. Посетитель пусть подождет. Не надо быть аккуратным — таких людей нет. Так, как вы ведете дело, только на руку вашим противникам. Ничто так не ранит противников, как чувство отверженности. А ваш выигрыш — время. Если вы овладели палатами парламента, то почему бы вам не владеть и Большим Беном?

Вайатт улыбнулся. Этот человек ему нравился.

— Мне улыбаться можно, я безвреден, но не нужно дарить улыбки всем тем, кто замедляет вашу реакцию. Пока вы собираете ваши губы в улыбку, негодяй уже готовится нанести вам в спину удар ножом. Поверьте мне, и вы поймете, кто прав.

— Хорошо, я буду помнить об этом, — пообещал Вайатт и выжидательно замолчал.

— Мне хотелось бы поговорить о заявлении, которое вы передали для опубликования в печати сегодня утром… — начал Марш.

— Вы печатаете его?

— Конечно. Напечатают и другие. Сейчас они напечатают все, что бы вы ни пожелали. На то и власть. Мне бы только хотелось узнать, насколько серьезны ваши обещания.