Питер Гринвей - Человек, который похитил королеву и распустил парламент

Более четырех часов Вайатт был погружен в работу с документами. Он изучал факты и цифры, делал пометки, вносил изменения и поправки в проекты решений.

Вайатт, как и весь мир, ждал ответа родезийского премьера на свой вызов, а тот мог либо оказать сопротивление войскам ООН, либо капитулировать. Никакая болтовня не могла спасти его от необходимости принять то или иное решение. Правда, войска родезийского премьера уже готовили оружие, перебрасывались на автомашинах к границе, и вся родезийская армия была мобилизована. Однако все эти меры были жалкой пародией на попытку борьбы за свою страну. Они были такой же утопией, как городок Диснея. Сообщения о том, что Южная Африка предложила направить в помощь родезийскому премьеру бригаду добровольцев, не подтвердились. У родезийских военно-воздушных сил имелось горючего только на десять дней боевых действий…

Транспортные самолеты приземлились в Лусаке после долгого перелета из Англии. Население встретило англичан как освободителей. На следующий день войска должны были двинуться к исходным позициям на родезийской границе. Солдаты узнали, что на той стороне введено военное положение. Многие из африканцев, преждевременно проявивших чувство радости по поводу освобождения страны, были приговорены к смертной казни…

Текст обращения президента к американскому народу, ноябрь.

«Вот уже более месяца прошло с тех пор, как мир стал свидетелем исторических событий в Англии, затмивших с того дня и до сих пор все остальные события. Мы в Соединенных Штатах всегда считали, что страна имеет право сама решать свою судьбу, но лично я не понимаю, как страна, располагающая богатым политическим опытом и безоговорочно преданная демократическим идеалам, может допускать, чтобы ее судьба подвергалась таким испытаниям, несмотря на протесты тех из нас, кого глубоко трогают ее интересы.

Если бы речь шла о простом переустройстве в системе государственного управления, у нас не было бы причин вмешиваться и критиковать. Но радикальные методы жаждущего власти консорциума во главе с фанатиком представляют опасность для нас, для всего мира.

Америка подверглась оскорблениям. Рука дружбы, которую дядя Сэм протягивает всем, оплевана, справедливость нашего дела во Вьетнаме оклеветана, а наши призывы к миру на несчастной земле Родезии отвергнуты недовольным большинством в ООН.

За один месяц этот человек уничтожил плоды многолетнего труда, посвященного созданию мощного бастиона в Европе. НАТО, которым мы имели основания гордиться, повержен в руины.

Но кто бы ни был у руля правления в Англии или в любой другой стране, мы говорим следующее: наша цель остается прежней. Мы не боимся никого, никакой страны, никакой идеологии, никакого изменения общественного мнения. Мы пойдем вперед, преодолевая любую клевету. Мы будем выполнять свои обязательства так, как мы их понимаем. Мы по-прежнему будем бороться за права тех, кто обратится к нам за помощью и защитой. И мы не посчитаемся с такими, как Вайатт.

Наш вывод таков: если создается впечатление, что США не дороже миру, чем голова на плечах Вайатта, то мы будем вынуждены серьезно задуматься над дальнейшим пребыванием в Организации Объединенных Наций. В этих целях соответствующий комитет конгресса должен определить, не наносит ли дальнейшее членство в этой организации ущерба нашим интересам в сложившейся ситуации…»

Лингфилд вразвалку вошел в кабинет Перринса.

— Читали газеты, сэр?

— Читал. А что тебя беспокоит, Керли?

— Они, без сомнения, готовы действовать. Почему бы нам не пойти и не уничтожить их?

— Кого, Керли?

— Этих негрофилов. Мне казалось, что наш долг — остановить их.

Перринс насторожился. В голосе Керли слышались необычные для него нотки раздражения.

— Ты ошибаешься. Это был только предупредительный выстрел.

— Только один. Какое это имеет для них значение?

— Не знаю, но нам приказано…

— Вот именно «приказано». А чей это приказ? Если Вайатт — ничто, то кто же отдает приказы?

— Те силы, которые…

— Никогда не слышал о них.

— По их приказу пристрелили Моррисона.

— Почему же останавливаться на этом?

— Возможно, есть расчет на то, что общественное мнение сделает все. Это будет элегантнее и эффективнее. Видимо, так считают.

— Общественное мнение! Нет ничего эффективнее пуль.

При этих словах Перринс выпучил глаза, как человек, который чуть было не проглотил яд вместо лекарства.

— Значит, подождем, пока общественное мнение нажмет на спусковой крючок.

Что-то в голосе Перринса подсказало Керли, что он больше ничего не добьется. Поэтому он направился к двери, но, не дойдя до нее, остановился:

— Как вы полагаете, сэр, родезийцы будут воевать? Настороженность Перринса усилилась еще больше.

— Откуда мне знать?

— Если будут, то я с удовольствием отправился бы в Родезию.

Долго после ухода взволнованного Лингфилда Перринс читал изложение речи американского президента, но тщетно силился что-нибудь понять.

На седьмой день в стране прошли митинги протеста. И этого следовало ожидать. Массовый митинг в Гайд-парке дал Моргану возможность проявить себя…

— Если они намерены действовать, то могут попытаться предпринять что-либо сегодня, — предположил Лоример.

Вайатт согласился с ним.

— Им придется спешить. Они должны будут убрать нас и до утра отозвать войска. Но мне представляется, что они будут выжидать, надеясь, что мы совершим какую-нибудь ошибку.

— Не представляю, что они могут сделать. Ведь королева еще в наших руках, — сказал Бейнард.

Вайатт ничего не ответил.

Реакция газет в субботу и воскресенье была соответственной. «Будет ли родезийский премьер воевать?» — таков типичный заголовок тех дней. На первой полосе одной из газет появился напечатанный жирным черным шрифтом заголовок — «Война в Африке».

И все же ничего не случилось. Как бы ни шумели газеты, что бы ни происходило в Африке, для обывателя было важнее помыть свой автомобиль, как это обычно делалось в субботу или воскресенье, выехать с семьей за город, заняться садом. Газеты со статьями о Родезии и ООН были отброшены в сторону. Вайатт находился на месте, и у рядовых граждан претензий к нему не было. Не обошлось без петиций, но ведь петиция «правых» — только петиция, и если ее вручают в момент угасания кризиса, кризис все равно угасает. Даже массовый митинг в Гайд-парке быстро превратился в пикник на зеленых лужайках, по мере того как грустные настроения людей таяли под неожиданно теплыми в этот ноябрьский день лучами солнца. Из разных концов страны поступило несколько сообщений о волнениях, но когда наступил вечер, Вайатт мог поздравить себя с тем, что в этот день ни одной капли английской крови не было пролито за Родезию или расизм.