Юрий Семенов - Конец черной тропы

Павел Гаврилович Проскура проявил энергию и смекалку не только в разработке операции по внедрению в оуновский канал связи, но и даже успел где-то раздобыть на всякий случай френч с накладными карманами.

Экипировавшись, явился в кабинет Чурина, оглядел углы, пошарил на столе, спросил властно:

— Ты, дядька Пересядько, чего зенки таращишь? Не узнаешь? А со Скворцом тоже не признал бы? Блохи водятся в доме?

Чурин вспомнил пароль, упоминавшийся в показаниях арестованного бандита, принял игру лейтенанта, ответил:

— Есть блохи малость, к лету разведутся.

— Летних мы еще успеем покормить. Дай-ка сперва дожрать,— придвинул он к столу стул, сел и повысил голос: — Я кому сказал, шевелись! Туточки подам... И сальца, и ковбаски,— двинулся из-за стола Чурин, а сам, рукой показывает, дескать, присаживайся к столу по-настоящему.

— Да не тревожьтесь, товарищ капитан, надо будет, котел каши съем, чтоб убедить, какой голодный.

Чурин в это время придирчиво оглядел Проскуру, получившего «бандитскую» кличку Прок, предложил:

— Распрямись-ка, не сутулься, чтоб грудь колесом! Свысока гляди. А то как затюканный писарчук. Во! Губы подбери, на Хмурого целишься. Ты, Паша, все время на физиономии эту маску держи. А сыграл экспромтом ничего.

Ночь пришла морозная и сырая, какие нередко бывают по весне на Волыни.

Несладко сейчас было Проскуре — Проку. Он лежал, затаившись с подветренной стороны за стожком, откуда различалось входное крыльцо с навесом в хате Кули. Незамеченным нельзя ни войти в дом, ни выйти из него.

Время медленно ползло к полуночи. Одетый в простой хлопчатобумажный пиджачок и штаны, он продрог насквозь. Но заходить в хату Кули раньше полуночи Скворец не велел. Точность — пароль Угара, сам ли он приходил, или являлись от его имени.

Проскура решил начать действовать с Ганны Кули, потому что через нее, бесспорно, была связь с районным проводником. С нею поддерживал контакт захваченный Скворец, который рассказал о симпатии молодой женщины к Угару, дав тем самым понять, что для него она сделает все, что сможет. О конкретной роли Кули в пособничестве бандитам Скворец умолчал, ответив всего лишь: «Та что попросишь, то и сделает». И проговорился о своем последнем посещении хутора, упомянув о двух «грипсах», взятых то ли в тайнике, то ли у Кули. Скорее всего у нее, иначе зачем бы он заходил в хату. Угар не пошел за ним, это Скворец подтвердил, тот поджидал связного в стожке, возле которого сейчас был Проскура.

И полуночный час настал. Прок поднялся и не спеша пошел к хате. Как было подсказано Скворцом, постучал по раме среднего окна и, обнажив голову, стал ждать.

Павел Гаврилович видел, как слегка дернулась занавеска, донесся ответный стук в стекло — значит, все шло как и ожидалось, и он уверенно направился к двери. Ее открыли, ни о чем не спрашивая.

— Проходи! — уверенно произнесла хозяйка.

— Кто дома? — гортанно прогудел Проскура, переступив порог.

— Никого. Не греми,— пропустила она его и заперла дверь.

В маленькой комнатке горела лампадка. Лики образов смотрели на вошедшего отрешенно. Куля встала в проходе — худенькая, с хитровато настороженными глазами.

— Я Прок. От Рыси. Разобраться пришел.

— Не знаю я ни Прока, ни Рыси. До разборов твоих мне дела нет,— устроила она руки на груди.

— Я назвал себя, чтоб знала,— подошел к ней Павел Гаврилович.— А разбираться с тобой буду по делу, к которому причастна. Почему, к примеру, после твоей хаты на Угара с его охраной налетели чекисты? Где они их прихватили, надеюсь, знаешь?

— Кого таких? — безразличным тоном спросила Ганна, и вдруг резко: — Почему молча переступил порог?

Проскура вместо того, чтобы сплюнуть от досады — промашка вышла, подпустил ухмылку, дескать, ему не так уж важна такая процедурная мелочь, ответил удачно:

— Здравствовать дому твоему пожелать успею, прежде гибель братов уяснить хочу.

— Так бы и сказал.

— Это уж ты меня не учи. Отвечай, куда от тебя пошел Скворец в последний раз?

— Мне это знать ни к чему.

— Что тебе известно и что говорят в Смолигове об убитых чекистами в церкви?

— Поболтали и перестали. Видел кто-то Угара, «ястребки» мечутся, ко мне приходил Филимон с оравой, шарили тут. А ничего, с тем и ушли.

— Кому ты говорила, что Скворец был у тебя?

Ганна опустила руки на живот, сощурилась колюче.

— Какие такие права у тебя допрашивать меня? — больше упрекнула, чем спросила она.— Что надо? Говори и уматывай!

Проскура взял ее за плечи и усадил на стул с подчеркнутой деликатностью.

— Я еще не решил, голубушка, с собой тебя взять или тут оставить. Может быть, и тащить-то тебя нет смысла. Поняла?

— Я ничего не знаю. Скворец пришел и ушел, куда — не знаю. Никогда они не говорят, всем известно, не говорят.

— Но ведь от тебя ушли, забрались на отсидку в церковь, никто их не видел. Как же чекисты разнюхали?

— Это их надо спросить. Я надежно выручала всегда.

— Кто приходил к тебе после Скворца до рассвета в тот

день? — жестче спросил Проскура и ухватил Кулю за руку.

— Игнат был. Ой, я его по-старому, ну, Шпигарь приходил.

— Шпигарь?! — повторил Проскура.— Зачем он приходил? У него же завтра со Скворцом намечена встреча у тебя.

— За тем приходил, что и вы. Узнали о гибели Скворца, звено связи нарушилось. Велел выяснить до завтра, как быть. В тайник к грушке отнесла ему «грипс» к Угару, завтра с утра пойду за ответом.

Дроскура весь напрягся.

— Так вот, вместо Скворца пойду я. Будешь иметь дело только со мной. Иногда. Наш пароль...— Проскура сделал паузу, повторил: — Наш пароль: стук в половине первого ночи в крайнее от крыльца окно прежними пятью ударами, пароль через дверь, если нет опасности: «Не могли прийти вечером?» Отклик: «Прийдем на зорьке». Поняла?

— Поняла,— с задумчивым спокойствием отозвалась Куля.

— Так как же понимать? Шпигарь изменил явку или она завтра состоится? —* спросил Проскура.

И тут произошло такое, отчего Проскура вздрогнул и на мгновение оцепенел, услышав позади себя:

— Состоится сейчас. Я — Шпигарь!

Проскура и сам не знал, как совладал с собой и не метнулся в сторону, чтобы успеть вскинуть оружие.

— Что?! — в предельном напряжении, медленно, как бы вяло повернул голову и посмотрел через плечо Проскура, увидев прежде не заросшее, усатое лицо угрюмого бандита в дверном проеме, а опущенную руку с пистолетом. И первым спрятал свой безотказный наган. Подошел, подал руку, сказал энергично: — Прок!

— Шпигарь! — ответил на приветствие немолодой, с сединкой в бороде и висках связной, представляющий неизвестно кого.

— Ну и добре! — миролюбиво произнес Прок и улыбнулся Куле, что означало: спасибо за сюрприз, мои нервы оказались крепче, чем я думал. Спросил: — Чей будешь, Шпигарь?