Эфочка - Ну ты чего такая хилая? Глотай свой гараж! [litres самиздат]

Однако, следом его внезапно прошибает холодный пот, тело лихорадочно трясёт, а голова оказывается наполнена свинцом.

Потеют ладошки и металлические перила, за которые он взялся, становятся влажным, рука скользит и он, как ошпаренный, одёргивает руку, бешено вращая глазами. В надежде успокоиться, перевёл взгляд испуганных глаз в окно, после чего отшатнулся и от него. Дрожащими ногами перебегает последние ступеньки и, задыхаясь, не в силах больше стоять, прижимается к стене, у окна. Дышит он глубоко, переполняет воздухом лёгкие, растягивая мясо, но его все так же катастрофически мало. Слава словно прижат к стене, врезается костями в бетон.

Мимо него проходят люди, задолбавшиеся ждать лифт. Без каблуков, одни ботинки и пара найков. Слава смотрит на их ноги, страшась поднять взгляд. Вспотевшей рукой достает сигарету, делая вид, что курит, силясь сделать так, чтобы незажженного фильтра не было видно. Заходит в свой инстаграм и думает писать Маше в директ. Пальцы отказываются слушаться, не попадая по буквам. Все равно без толку. Что писать-то собрался, девушке, которая оставляет последнее слово за собой, обиженной и пьяной, с ее слов? Не бейте!

Воздуха остаётся ещё меньше, настолько мало, что перед глазами все расплывается и он вот-вот потеряет, и так убывающее сознание. Слава лежит на стене, откинув голову, смотрит в экран телефона, занесенный над головой, словно револьвер, от которого сейчас зависит его жизнь. В отражении он видит себя, гифку, со сползающей с лица кожей, с выдавленными из глазниц глазными яблоками, куски содранной с мясом кожи, что в этот же момент стремительно начинают гнить.

Вдохнуть практически невозможно, боль от перелома гортани отчётливо ощущается и это конец, телефон летит из рук – смертельно, но прежде чем упасть, айфон дарит напоследок яркий, устрашающий отблеск цирка уродов: козла на двух ногах, уродов с конца камеры и по ее бокам, и в итоге – ее. Белые длинные волосы, спутанные, окутывающие ее куполом тонких, крошащихся на три ряда акульих зубов. Покрытые коростой ошметки кожи и разрез, до съеденных белой молью ушей, пустые глазницы. Она приветливо махает скрюченными белыми пальцами и исчезает, оставив после себя белую моль, как из энциклопедии – живет в тундре и умеет пищать, увидишь – обосрешься, вот и Слава того, глаза закрывает, корчится от отвращения, но телефон уже разбивается о керамику у его ног. Падает экран вниз, не разбиваясь на детали, но оглушая барабанные перепонки ударом.

Слава поднимает и ахуевает – он еще жив, жизнь в микросхемах еще бьется, треплется крыльями милых капустниц. И там открытый диалог с Марией, всего лишь одна тонкая трещина, от одного уголка до другого, стекло насквозь пронзает и черный пластик.

Так не бывает.

А еще не бывает сообщений, которые он не помнит, чтобы отправлял, в открытом диалоге, который он точно не вел.

И Маша, выдающая свою подружку Хафман.

И нет, приписка «твои друзья слили» не придает этому «диалогу» вменяемости, никаким друзьям он не говорил, и если Маша подумала таким образом ему поднасрать, выдавая свои источники, ну…

Слава качает головой, сам в себе разочаровываясь, в субтильных девах с бледной кожей, не знающих косметики, похожих на хрупких, нежных, но мальчиков, с не свисающими волосами до лопаток.

У Каррелова сверхъестественная способность находить Славу тогда, когда тот лапками гладит дно. Вот и сейчас на кромке серых глаз беспокойство, скрытое ледяной коркой. Он весь такой, «ироничный», изморозью покрытый, серьезный (?), спокойный (?), мейнстримно-карреловски сжатые губы, надета маска.

– Слав?

Он делает пару шажков вперед, вжимается в плечо, как тогда, пародируя объятья.

– Хафман что-то знает, она сказала своей подружке, что я теперь работаю на тебя.

Каррелову умненькие глазки подсказывают прошерстить все его диалоги, о чем он и шепчет Славе, обнимает его, прижимая ближе.

Глаза распахиваются и хочется непроизвольно отстраниться, но Александр держит крепко. Тепла в груди так много, что плавится сердце. Слава сам вжимается до боли в плечо, прикрывает сухие глаза. В таком сросшемся, с ослабевшей рукой Славы айфоне, свободной рукой листает его диалоги, копаясь, потроша его внутренности, его череп, его дружбу, на потеху плывущим по лестницам. Славу зажимают у стены.

– Надо наведаться к этой Хафман, – прокручивая изнанку блогерской тусовки, думает Каррелов, – я проведаю Свету.

Кгбшники не догадаются, я просто защищаю свою интрижку с Александром.

И сам себя стыдит, когда под рёбрами боль растекается, поражая его органы. Их перешептывания о рептилоидах, их объятия до ломоты, до синяков, как взгляд Александра меняется от попавшего в Славины лапы.

Это не «интрижка», она не может быть такой, не может, не может, это…

Слава чуть не ляпнул любовь, сжигая все под кожей, к хуям.

– Будь осторожен, Слав.

– Не доверяешь мне?

– Да в том-то и дело, что только тебе и доверяю.

Слова эти подносят спичку к коже и все вспыхивает, обугливается подожженной сигарой.

Отстраняться болезненно, но все это связанно с Александром. Так Слава и отступает в стену лопатками, но мужчина не отходит от него, так как хочется Продольченко, пока он ищет Хафман в вконтакте. Галочки у нее нет, но ищется первой. Она онлайн, открыта личка. Он пишет, что готов дать интервью ее автоматной очереди.

Света Хафман:

Весь выпуск будет о твоем уходе с ютуба;)

Слава Продольченко:

По рукам, когда?

Света идет на попятную пишет, что все забито и ваще Славу разделает под орех.

Он подается к Александру, тот отступает, так они и спускаются через последний пролет.

Слава Продольченко:

И про мою бисексуальность?

Света замолкает, но Слава-то знает, она не сможет отказаться.

Света Хафман:

Я напишу это в превьюхе

Слава Продольченко:

Как раз подыскивал себе канал для камин-аута.

Девушка сливается, говорит, что на месяц все забито и Слава соглашается, дает ссылку на свой основной телеграмм, контакт у него глючит. В Хафман побеждает жажда, уходящая с каждым интервью. Никому не интересны фрики со дна трубы и она переходит по ссылке. В телеге девушкп говорит, что через месяц, но Слава бросает, что Маша ему все рассказала, пьяненькая, как всегда, и что источники твои пропалила все. Запись сегодня или Славочка все их грязное белье вывесит на церковной доске.

Света твердой рукой пишет ему хорошо и скрывается в офлайне.

Уже знакомая машина, переднее сидение.

– Сегодня иду к Хафман, рассказывать про свою бисексуальность

– И она, конечно, повелась.

– Не верите, что главный глиномес тытруба, пишущий автобиографические фанфики, может давать в анус?

– Отчего же? Спрашиваю, ведутся ли еще яойщицы на простых парней, чье единственное отличие от таких же – ориентация? Такой вот гейский фетишизм еще не вымер. Хотя дурной из меня интервьюер, конечно, не вымер ведь.