Игорь Сотников - Палиндром

И хотя каждый из этих господ теперь вооружён знаниями, которые должны позволить им отыскать на рисунке то, что невооружённым этими знаниями взглядом не обнаружишь, всё же им вот так сразу не удаётся обнаружить то, что сэр Рейнджер под самыми обыкновенными изображениями спрятал на этом рисунке. А всё потому, что эти господа не могут абстрагироваться от себя и вглядываются на этом рисунке только в себя, как будто сэр Рейнджер ни на ком другом, не то чтобы не смог спрятать своё тайное послание, а он, по мнению изучающего себя на рисунке господина, не имел никакого права игнорировать его столь важное лицо.

И так бы эти господа ещё очень долго времени тратили, если бы среди них не нашлось наиболее отстранённого от стола лица прокурора Мюллера, чьё нахождение здесь, узнай о нём президент и другие заинтересованные лица, вызвало бы полноценное на страх удивление. И этот господин Мюллер, так как никто умеющий удивлять людей, решает совсем немного удивить столпившихся вокруг рисунка людей тем, что отодвинув в сторону самого из них низкорослого, советника Болтана, неожиданно для всех выхватывает со стола рисунок.

Когда же все эти господа, в изумлении, с несколько перепуганными лицами – они вдруг решили, что это вдруг появился Мистер президент и, застав их врасплох, выхватил этот рисунок – посмотрели на Мюллера, то тот приступает к объяснению своего видения этого рисунка.

– Господа! – обращается ко всем им и в частности к Шиллингу Мюллер. – Вы пропустили самое важное, детали. – С чем Мюллер подходит к столу, заново кладёт рисунок на стол перед Шиллингом и приступает к указанию незамеченных или пропущенных всеми деталей и их разъяснению.

– Говорят, что если хочешь что-нибудь хорошенько спрятать, то помещай эту вещь на самое видное место. – Сказал Мюллер. – А теперь исходя из этого правила, прошу обратить ваше внимание на центральную часть рисунка, на стену зала, служащей центральной композицией и фоном картины, на котором и строится всё изображение. И что мы видим? – как какого-нибудь ученика спрашивает Шиллинга Мюллер.

– Часы. – Спешно, явно боясь, чтобы никто не перебил, отвечает Шиллинг. И также быстро себя поправляет. – Настенные часы.

– Всё верно. – Отвечает Мюллер, внимательным взглядом окинув стоящих вокруг господ, ища среди них может быть несогласного с этим утверждением Шиллинга. Но вроде бы никто не собирается оспаривать очевидность, и Мюллер, вернувшись к Шиллингу, многозначительно спрашивает его. – И? – И хотя этот вопрос Мюллера не мудрено понять, всё же можно было и поделикатней, и более развёрнуто задать этот вопрос. А то слыша такие вопросы из уст всего лишь прокурора к вице-президенту, невольно возникают другие вопросы, как например: «А часом вице-президент не находится в ещё одной ранге, например, человека подозреваемого в растрате бюджетных средств и утечек конфиденциальной информации?». – О чём видимо прекрасно осведомлён один лишь прокурор Мюллер, и оттого он так себя запанибратски с вице-президентом ведёт.

И, наверное, Шиллинг спросил бы с Мюллера за эту его вопросительную иносказательность, не спеши он так с разгадкой этих часов – за спиной вон сколько конкурентов, в желании первыми раскрыть загадку этих часов.

Но опять у Шиллинга и всех остальных участников этой викторины ничего толком не выходит. Хотя на этот раз они очень старались, раз за разом ведя в уме некие расчёты и сверяя время на нарисованных часах с тем временем, на которое указывали их часы на руках и на телефонах. Но видимо то, что они спешили, сказалось на них и они опять ни к чему толковому не пришли. И тогда опять в дело включается Мюллера, задавая наводящий вопрос.

– Вице-президент. – Официально обращается к Шиллингу Мюллер, чем ещё больше его пугая, чем когда никак его не называя. – А не напомните мне, на какой срок отложено заседание рабочего комитета? – спрашивает Мюллер. Шиллинг в свою очередь внимательно смотрит на Мюллера, выискивая в нём какой-то подвох. Но там вроде его нет или Мюллер отличный притворщик. И Шиллинг с некоторой неуверенностью, мало ли что, вдруг он не совсем точен в памяти, даёт ответ. – Кажется на неделю. – Сказал Шиллинг, специально употребив кажественную характеристику для своего определения точного времени. Отчего оно становится уже не таким точным. Но при этом формально придраться не к чему. И можно, так сказать, злоупотреблять доверием.

И опять этот Мюллер себе позволяет. – И? – уставившись на Шиллинга, спрашивает его Мюллер. И на этот раз, Шиллинг готов взорваться от такой бестактности Мюллера. И он бы взорвался, если бы не пришедшее ему на ум время начала заседания комитета, которое в точности совпадало со временем на нарисованных часах. Ну а появившегося на лице Шиллинга понимания, вполне достаточно для Мюллера, а до других ему дела нет. И Мюллер подытоживает результат этого размышления.

– На один вопрос ответ нашли. – Сказал Мюллер. – Из чего проистекает ответ на следующий вопрос. Что они хотят добиться от… – Мюллер делает осмысленную паузу и уже напрямую обратившись к Шиллингу, спрашивает его. – А вот и третий вопрос. К кому конкретно обращено это их послание. И если мы это узнаем, то мы многое чего узнаем. – Уж очень туманно сказал Мюллер, сопроводив это своё загадочное послание не менее загадочным взглядом на стоящих вокруг господ.

И понятно, что первым не выдержал Шиллинг, кого как он считал, всё это напрямую касалось. – Господин Мюллер, извольте объясниться, как понимать эти ваши слова.

– Давайте искать ответы, а объясняться будем потом. – Перенаправив своё внимание на рисунок, Мюллер не дал шанса Шиллингу получить более осмысленный ответ на свой вопрос. А повторяться он не собирался, да и времени совсем не было – Мюллер вслед за собой увлёк всех к рисунку. И на этот раз поиск увенчался успехом раньше, чем Шиллинг успел присоединиться ко всем.

– Нашёл! – вдруг воскликнул пан Паника.

– Что нашёл? – с недовольным видом спросил этого поспешного пана Шиллинг.

– Яйцо. – Пан Паника, конечно, иногда умеет шутить и удивлять, но не настолько же, как сейчас он всех удивил своим ответом. Отчего Шиллинг даже растерялся и задался неразумным вопросом. – Чьё? – На что пан Паника показывает, что он вроде бы как не шутит – он со всем своим вниманием приглядевшись к рисунку, с долей смущения и неуверенности в лице (он вдруг понял, как это всё двусмысленно прозвучало, и теперь все люди вокруг, чьи головы забиты одними испорченностями, сообразно им и думают насчёт того, что он отыскал на рисунке) говорит. – Вроде как ваше, мистер вице-президент. – А рисунок, надо отдать должное графическому мастерству сэра Рейнджера, был так испещрён штрихами изображённых образов, что не всегда было легко уловить, где заканчивается один и начинается другой объект внимания и рисования сэра Рейнджера.