Игорь Сотников - Палиндром

Глава 21

По дороге к решению

– А в таком деле как развод, – уже чуть позже, в салоне автомобиля, везущем Шиллинга и Альцгеймера на одну из киностудий, Альцгеймер объяснял Шиллингу стратегию его будущих действий в планируемом им деле развода, – многое зависит от того, кто первым проявит инициативу.

– В каком смысле? – не совсем поняв, что имеет в виду Альцгеймер, спросил его Шиллинг.

– Это для брака есть одна лишь декларируемая причина – чувства, тогда как каждый развод имеет для себя каждый раз разные, ни с какими другими разводами непохожие обоснования. В общем, как ты всем, а не только своей супруге объяснишь, своё желание развестись? – Спросил Альцгеймер. И опять Шиллинг поймал себя на том, что он не настолько подготовлен к этому своему решению развестись, как он раньше думал. Он-то думал, что нужно всего лишь одно, вначале поставить в известность Ханну, затем пару раз с ней встретиться в присутствии адвокатов по разводу, чтобы обсудить кому что достанется после развода, – мне чур, загородный особняк, – и со спокойной душой на все четыре стороны. А тут, как оказывается, ещё придётся объясняться, как так, почему и своим ли умом, – а может тебя кто-то сбил с панталыку, – ты пришёл к этому своему коварному решению.

И тут сразу и не найдёшься, что ответить. И Шиллинг в один момент представил себя окружённого представителями, со всех издательств набежавшей прессы. И при этом создавалось такое ощущение, что для них это самое рядовое событие из жизни человека, совсем не такое, а это для них что-то из ряда вон выходящее. И им так хочется об этом узнать поподробнее и лучше с пикантными деталями, что они готовы друг друга прямо здесь стереть в порошок. Отчего даже Шиллинг, никогда не замеченный к склонности к научным рассуждениям, и то смог пропостулировать увиденное им столпотворение перед лужайкой своего дома.

– Интерес к событию прямо пропорционален трению человеческих тел друг о дружку. Чем выше заинтересованность, тем крепче сила трения. – Подведя итог своему наблюдению, Шиллинг под напором требований своих адвокатов, вынужден был идти на улицу и давать объяснения своему бракоразводному поступку. И хотя Шиллинг не первый раз выступает с заявлениями перед прессой и он, как многие говорят, умеет находить общий язык с прессой, всё же на этот раз ему как-то не по себе и во рту от волнения сухо.

И Шиллинг с надеждой смотрит на своих адвокатов, мол, может не надо. Но его адвокаты самые неумолимые и дорогие из всех известных ему адвокатов, что с ними вот так просто не договоришься. – За дополнительную плату мы готовы за вас сделать заявление. – Даже не задумываясь над последствиями, делает предложение адвокат Шиллинга Кримм. Что действует как холодный душ на Шиллинга, итак каждую минуту разоряющегося в присутствии своих адвокатов, чья поминутная оплата их услуг так неподъёмна. И Шиллинг, посмотрев на свои часы, глубоко вздохнув, направляется на выход из дома, чтобы там, на лужайке у дома, сделать соответствующее его намерениям заявление.

– Дамы и господа! Всё верно, я развожусь. А остальное без комментариев. Этого будет достаточно. – Подходя к двери, ведущей на улицу, размышлял о тексте своего заявления Шиллинг. Правда стоило ему только открыть дверь и оказаться в свете солнечного света и тысячи объективов камер, как он в один момент обо всём позабыл. А как попытался вспомнить, спускаясь по ступенькам крыльца, прикрывая от вспышек лицо рукой, то чуть было не споткнулся и не скатился вниз по ступенькам. Что мгновенно было примечено всей этой охочей до чужих падений профессиональной публикой, в головах которых уже появились те самые комментарии, от которых хотел уберечься Шиллинг.

– «Пошатлив без лишних комментариев», – в один момент минуя все этапы рождения заголовка – информационный повод → сбор информации → оплодотворение мыслью → рождение текста и заголовка, – разродилась заголовком одна из ведущих репортёров, Грейс Келли.

– Своим открытым поведением не побоялся бросить вызов современным устоям общества. – Начал в голове печатать статью для вечерней колонки, вездесущий журналист Эрин Бракович, чей журналистский локоть вечно соседствовал с острыми локотками его соперницы по журналистскому цеху, Грейс Келли. Что не только ею чувствовалось, но и мотивировало её на свою расторопность. Без которой в таком деле как новости, никак нельзя. Ведь какие это новости, если ты о них сообщишь не первым, а вторым.

Правда можно их интерпретировать иначе, и тогда вроде и новости выходят совсем другие, не вторичные и неспешные, а как бы под углом твоего журналистского взгляда. И тогда можно оправдаться перед редактором за свою задержку на сон. В чём, а именно в такого рода аналитике, журналисты частенько друг друга замечают и ловят, и честно сказать в ограниченном приятельском кругу, то не сильно пойманных на этом своём взгляде на новости журналистов жалуют, специально отзываясь о них самыми последними, не новыми для них словами.

Так что вполне понятно, почему всем так хочется быть первым и никак последним негодяем и подлецом, в которые вас вначале запишет ваш немыслимо жестокий редактор, а после того как вы замативированные его словом, отпишитесь в колонку, то уже этим своим словом заслужите все эти последние слова со стороны своих коллег по этой продажной профессии. И тут без обид, ведь здесь главное, как интерпретировать это прилагательное к вашей профессии, которое так часто к ней прилагается – вы ведь продаёте слово, и тогда получается, что обижаться не на что и тут всё верно.

Между тем Шиллинг, ни шатко, ни валко добрался до того ленточного ограждения, переход через которое будет означать как покушение на его личное пространство. Что, как правило, никого не останавливало, и поэтому по краям от Шиллинга остановились два крепких молодца, которые никому, и даже Шиллингу не давали перейти эти границы дозволенного.

Ну а как только Шиллинг достиг этих пределов и даже не успел раскрыть рта, чтобы сделать своё заявление, как на него тут же посыпались со всех сторон вопросы всё больше провокационного характера. – Господин вице-президент! Что вынудило вас принять это решение?! – орёт откуда-то из глубины этой журналисткой массы, какая-то мелочь пузатая, которая своим невероятно противным и громким голосом компенсирует свой недостаток роста, а свой недостаток квалификации, беспринципностью и наглостью заявлений. – Говорят, что к этому вас вынудила ваша новая любовница, мисс Матильда Страсть.

Ну а от такой наглости заявлений этого и не пойми кто такого, у Шиллинга перехватывает дыхание от возмущения. – Какая ещё Матильда Страсть?! – сбитый с толку этим вопросом, сам себя вопрошает Шиллинг, и не припомня в числе своих знакомых даму с таким порочным и будоражащим слух именем. И не успел Шиллинг толком перебрать в уме всех своих знакомых дам, среди которых быть может и найдётся кто-то на эту неизвестную Матильду похожая, как этот дерзкий тип, пользуясь своей невидимостью, посылает ему вдогонку новую дерзость