Михаил Байков - Достигая крещендо

– Хах, Божесов, конечно, одиозная фигура, с ним никто не соскучится и точно избиратель поддержит… Его речь весьма своеобразна.

– Да… – задумчиво протянул Евгений на дифирамбы Артемия. – А Инга как?

– Просто прекрасно! Никакой разницы не увидел, – бодро проговорил Клёнов гораздо легче. – О её околополитической карьере тоже никто не знает.

– То есть сейчас она технически свободна от работы? – встрепенулся Евгений.

– Вроде да. Конечно, такому специалисту, – в этой характеристике всё равно чувствовалась внутренняя неприязнь Клёнова к Инге. – Уже предлагают работу по профилю, но она пока взяла перерыв. После таких событий не мудрено, «True liberals» арестовывали с помпой, да и судьба не была ясна…

– А она знает о моём участие в её освобождении?

– Нет. Мне говорили, что даже следователи удивились, когда им пришли бумаги из четырёх разных ведомств с приказом прекратить в её отношении все следственные действия. И в Генпрокуратуру материалы по ней отправить… Хорошо твоя Орлова постаралась!

– Нет, не она, – покачал головой епископ. – Оказывается, она забыла о ней совсем, а вот Божесов помнил… Так Инга не знает обо мне? – переспросил Князев.

– Да нет, нет.

– Ну, и правильно, – отвернулся от Клёнова епископ и мрачным взглядом посмотрел на дорогу…

Встреча проходила весело. Как и любая встреча старых знакомых, которых жизнь и собственные интеллектуальные способности раскидали в разные уголки, и только во время символического мероприятия внутри каждого мог проснуться настоящий юный школьник, не знающий проблем с начальством и самое главное со здоровьем (ах, как к тридцати годам начинает заботить вопрос вреда от сидячей работы). Словно на вечеринке в особняке Гэтсби около сорока человек заполнили всю виллу Евгения и беззаботно болтали, наслаждаясь чудесными видами на извилистое побережье и горы из освещённого огненными прожекторами сада, проходя вдоль длинных столов с белоснежными скатертями, на которых стояло множество закусок национальной кухни и неисчисляемое количество охлаждённых провансальских вин. Вспоминали прошлые события, прочно оставшиеся в коллективной памяти, обсуждали судьбы, не забывали об успехах и неудачах, смеялись над жизнью, российской политикой и просто забавными ситуациями из публичной и историями из собственной жизни.

– Я с помощью мер господдержки увеличил производство, – хвастался Буднин, одетый в какую–то безумную по своей экстравагантности одежду. – Теперь, благодаря правительственным программам, мой хлеб можно будет купить в любом городе!

– Жаль, что только членам правительства этот хлеб по карману, – шепнул не без удовольствия Клёнов Евгению.

– О, эти шутки никогда не устареют, – радостно скорчил гримасу епископ и чокнулся бокалами с Артемием. – За Буднина и его экологически чистый хлеб!

Они стояли чуть поодаль от остальных, на лестнице у террасы замка. Собачка Франя, стоящая у ног Евгения, безумными глазами смотрела на гостей, порываясь сорваться и перекусать всех топчущих газоны её владений, но натренированная епископом выдержка и собачье самоуважение оставляли её безмолвной созерцательницей происходящего беспредела.

– Ладно, Тём… Веселитесь тут, а у меня как–то настроения нет. Лучше пойду вещи собирать, а то завтра уже в Москву ехать.

Клёнов с сомнением посмотрел на Евгения и понимающе кивнул.

– Я в библиотеке буду. Если получится, невзначай направь туда Ингу…

У Артемия всё получилось, и Инга, ведомая непонятной мотивацией, через час после завершения разговора, оказалась в библиотеке замка, где епископ с Франей, сидящей рядом, перебирал бумаги письменного стола, некоторые мял, а другие складывал в четыре стопочки. Его взгляду попалась маленькая бумажка распечатанной переписки с Ингой.

« Дорогая Инга! Надеюсь, что одним из первых поздравляю Тебя – С Днём рождения!

В нашей жизни есть только 7 точек, достойных трепетного ожидания – 10–летие, 14–летие, 16–летие, 18–летие, 21 год, 35 лет и плавающий возраст выхода на пенсию. Остальные, по моему скромному мнению, не обладают никакими особенными чертами, позволяющими делить динамичную жизнь на годовые этапы…

Тем не менее, полная уголовная ответственность открывает Тебе новые горизонты удивительного мира преступлений и наказаний… А поэтому, во–первых, пусть эта сторона бытия останется совершенно непознанной)

Во–вторых, немного пожеланий. Почему немного? Потому что ум, красота, уважение, доброта, искренность, дружба, радость, одаренность – это то, чем Ты и так владеешь в полной мере…

Обладаешь тонкой (и лично для меня притягательной) аристократичностью, интересными взглядами на мир, безусловной работоспособностью, редким терпением и умением слушать других, а также очаровательным творческим талантом и эстетическим вкусом – просто продолжай, "оставайся сама собой", и желаемое счастье придёт к Тебе.

В–третьих, желаю Здоровья… И не просто крепости телесной, а еще и чистоты душевной. Заполняй внутреннее пространство моральными идеалами, смелыми и дерзкими планами, благородными желаниями и стремлениями к всеохватывающему познанию.

Весь мир только начинает открывать себя, так наслаждайся им, разбирай его вкус и ощущай только теплые лучи его Света.

Поздравляю! Учись, совершенствуйся, двигайся вперёд, ешь, люби, но не забывай отдыхать. С Новым годом)

Вечно пафосный, улыбающийся, любящий, добрый, преданный, самоироничный, просто самый–самый –

Я »

– Отправлено в 00 часов 01 минуту, – слабо улыбнулся епископ, думая, как поступить с этим документом. – Да, не очень оригинально, но, наверное, приятно… Меня тоже ведь поздравила сразу с наступлением дня рождения? Да, прекрасная девушка…

Евгений с теплой улыбкой свернул бумажку и положил ее во внутренний карман. Продолжил разбираться с бумагами. Из граммофона звучал Дебюсси.

– Привет, Саш… – прозвучал сладкий голос из–за спины епископа, и внутри у него началось бурление, и дыхание участилось.

– Заблудилась? – резко развернулся он лицом к Инге, натянул хитрую улыбку и, как умел, потушил глаза, не давая погрузиться в своё сознание. – Немудрено. Особняк большой.

Он невозмутимо и чуть жеманно опустился в кресло, предлагая Инге сделать то же. В мыслях уже было осуждение самого себя за такое вызывающе надменное поведение, лишённое правдивой лиричности. Евгений смотрел на Ингу своим непроницаемым взглядом, лишь учащённое дыхание могло выдать его трепет.

– Ты чудесно выглядишь, – произнёс Евгений, любуясь Ингой. – Столкновения с системой не сминают работоспособных, исполнительных и талантливых людей, готовых бороться за себя.