Виктор Зернов - Кузьмич

Всё так и случилось, и через пару дней моя семья, забив купе чемоданами и коробками с помощью многочисленных добровольцев, взяв у них посылки для родных (как же без этого), стояла на перроне Южного вокзала и ждала сигнала отправки поезда. Уже хотелось сесть и уехать, закончив эти бесконечные ненужные разговоры ни о чём. Наконец, отсвистело! Обняв Бориса и пожав руки остальным, я, передав привет Кузьмичу, поднялся в тамбур, где уже стояла и волновалась моя троица. Поезд, упрямо постояв положенное время, тронулся привычно к многочисленным границам.

ПОСЛЕСЛОВИЕ.

После приезда в Москву мы несколько дней отдыхали, если можно так назвать череду встреч с друзьями и родственниками. Родители радовались внукам, внуки вновь обретённым приятелям, а мы с женой тоже радовались и ждали, когда это всё закончится. Арендовали дачу в ближайшем Подмосковье, отвезли туда тёщу и детей и начали заново обживаться.

Первое, что я сделал по совету Шорина, это созвонился с Иваном Ивановичем, и он назначил мне встречу. Одевшись вполне официально, я приехал на Смоленскую площадь заранее, чтобы ознакомиться с обстановкой, а точнее, просто я не люблю опаздывать. Получив пропуск, я вошёл в вестибюль высотки, который со своими колоннами и впечатляющей высотой олицетворял власть и внушал почтение. Ожидающих было много, некоторые подпирали колонны, другие с деловым видом и портфелями медленно прогуливались по свободному пространству. Всё было солидно и безопасно, поэтому появление Дяди я расценил как непредусмотренную случайность. Причём это случилось лоб в лоб, поэтому уклониться резко вбок было бы нескладно и напоминало бы бегство. Для Дяди это тоже было неожиданностью. Он остановился и уставился на меня. Мне было неловко, но я спокойно стоял и разглядывал его, чего раньше не происходило вблизи. Лет пятидесяти, статный, хорошо одетый мужчина с сухощавым лицом и светлыми пристальными глазами. Я его не интересовал, но он всё-таки слегка нахмурился, сузил глаза и негромко сказал: «Ну что? Как они с вами поступили?» Не было понятно, спрашивает он или эмоционально констатирует. Мы были разных весовых категорий. Я мог повернуться и удалиться, но погасив где-то внутри растущее раздражение, буркнул: «У Вас же всё хорошо!» Это явно не было вопросом. Я проплыл мимо и, предъявив пропуск, прошёл в административную часть здания. Взгляд Дяди жёг мне спину, что, скорее всего, мне казалось. «Когда я от него отделаюсь?» – подумалось мне.

Иван Иванович был само внимание. Обмен документами состоялся максимально быстро, денежные чеки приятно грели самолюбие и, обменявшись любезностями, мы расстались. Наши координаты друг у друга были.

Позвонил своему директору Виктору Венедиктовичу и получил разрешение на аудиенцию в любое время. Захватив, как полагается, бутылку хорошего коньяка, специально купленного в Австрии для этого случая, явился к любимому руководителю. Учитывая, что его фамилия начинается на «В», к нему приклеилось уважительное «В» в кубе». Одновременно он был моим тёзкой. Мы обнялись, оглядели друг друга и констатировали, что ничего не изменилось. Ни я, ни директор, ни кабинет. Только бокалы были новые, да и прошли два с половиной года с нашей последней встречи. «Не рассказывай, что у тебя были уважительные причины не заглянуть к старику во время отпуска, не поверю. Как был разгильдяем, так и остался», – весело построил меня «В» в кубе», наливая коньяк в переливающиеся гранями бокалы. Пригубил, поцокал, хитро улыбнулся и полез в холодильник, спрятанный в тумбу стола. «Вот мне омуля холодного копчения привезли, мы с ним бутербродики сделали вкусные», – изрёк он и добавил в бокалы напитка. «Все войны когда-то заканчиваются, правда, не исключено, что начнутся новые. Ты человек молодой, опыта тебе, теперь и заграничного, не занимать. Обстановка будет обостряться, в том числе и в машиностроении, а мне надёжные люди необходимы. Мой главный инженер одной ногой на пенсии, пойдёшь на его место. Надеюсь, что врагов себе ты не нажил, поэтому в Минмаше документы должны завизировать. Будешь курировать свой ОТК и внедрение новой техники». Прозвучало это как приказ, но мне понравилось, тем более что на душе становилось легче.

«Твоё детище постепенно крепнет. Уже смонтировали первые образцы, правда, типовые. Что будет со сложными станками, особенно с электронным управлением, пока не понятно, но уже ясно, что возникнут большие сложности, так как нет базы программирования и компонентов для подобных систем».

Подошёл начальник отдела кадров, взял у меня фотографию и исчез. Мы ещё немного посидели, а когда Виктор Венедиктович почувствовал, что в этот раз я не настроен исповедоваться, он предложил мне, пока не подберут помещение, расположиться в переговорной, рядом с его кабинетом. Секретарши разглядывали меня с любопытством и носили мне кофе. Слухи обо мне они уже собрали. Администрация завода освободилась от всевозможных документов без грифа, включая рекламу, и они горой лежали на одном из столов и напоминали о том, что свобода закончилась. Но мне не было зазорно рассортировать всё и систематизировать, после чего я начал интересующие меня бумаги читать и делать кое-какие записи. Через полчаса Марина, самая симпатичная секретарша из директорских, принесла мне готовый пропуск. Тут же зашёл «В» в кубе» и пригласил пойти пообедать. Обедали мы в отдельной столовой для руководства. Многие меня знали и доброжелательно здоровались. Сели мы за стол к главному инженеру, который хмурился немного, но постепенно втянулся в беседу. Директор сказал, что у меня пока свободный график, а после того как я просмотрю всю «беллетристику», он мне даст некоторые текущие документы, которые, может быть, придётся обсудить. Поняв, что продолжать такой разговор при действующем главном инженере как-то нетактично, я, сославшись на дела, распрощался. Понимая, что на заводе никому до меня дела нет, я приходил, когда мне заблагорассудится, читал, выписывал. Подписывал какие-то бумаги, но потом директор сказал, что надо ждать возвращения из Минмаша завизированного приказа о моём назначении и до этого ничего подписывать не надо, и разогнал всю «камарилью». И я ждал.

Дней через десять мне позвонили из секретариата замминистра Минмаша Самсонова и попросили явиться к нему на приём. Это было сказано с нажимом, но мне почувствовалось и уважение. С этим чувством я на следующий день ждал приёма перед кабинетом, утонув в мягком кресле. Есть такой иезуитский приём, гасящий самообладание и способность к сопротивлению, тем более что выбираться из него с достоинством может не каждый.

«Игорь Васильевич вас ждёт!» – приказала секретарша в возрасте, наблюдая, как я освобождаюсь от поглотившего меня вместилища. Мы некоторое время сидели напротив друг друга молча. «Ну вот, вы снова в Москве и рвётесь в бой, – начал он без вступления. – Сначала мы (почему-то говорят всё время « мы», подчёркивая работу целого коллектива, хотя коллектив ничего не делал и мнения не имеет) планировали оформить вас на должность главного инженера строящегося завода, но вы сразу в свою нору… Но, может быть, в сегодняшних обстоятельствах вы правы, надо акклиматизироваться. Родителям помочь, а дальше и карьеру строить. Вы не пропадайте. Мы вас из виду не выпустим, нам ценные кадры и в руководстве отраслью нужны». Он говорил вкрадчиво, казалось, доброжелательно, однако глаза были безучастными, а наклон тела вперёд и вцепившиеся в подлокотники руки выдавали в нём хищника.