Фредерик Форсайт - Кулак Аллаха

– Пакетные сигналы? – переспросил Азиз.

Рахмани объяснил, что это такое.

– Все же я вас не понимаю. Зачем какому-то агенту КГБ – а эта операция, очевидно, должна осуществляться КГБ – посылать пакетные сигналы из резиденции первого секретаря, если они имеют полное право воспользоваться гораздо более мощными передатчиками посольства?

– Не знаю.

– Тогда, бригадир, вам следует поискать какое-то разумное объяснение. Вы имеете хотя бы малейшее представление о том, что происходит за стенами вашего кабинета? Вы не знаете, что лишь вчера я вернулся из Москвы, где имел очень обстоятельные переговоры с господином Горбачевым и его помощником Евгением Примаковым, который, кстати, был у нас на прошлой неделе? Вы не знаете, что я привез мирные предложения, которые могут побудить Советский Союз потребовать созыва Совета Безопасности, а тот запретит американцам вторгаться на нашу территорию? Для этого требуется лишь одно: чтобы раис одобрил наши предложения, а я представлю их ему через два часа. И в свете всех этих событий в решающую для нашего государства минуту вы предлагаете мне дать согласие на обыск виллы первого секретаря советского посольства и тем самым нанести оскорбление правительству Советского Союза. Воистину, бригадир, вы, должно быть, не в своем уме.

На этом разговор закончился. Взбешенный от сознания собственного бессилия Рахмани покинул министерство. Впрочем, Тарик Азиз мог запретить не все. Пусть Куликов остается недосягаемым за стенами своей виллы и в своем автомобиле, но багдадские улицы ему не принадлежат.

Вернувшись в свой кабинет, Рахмани вызвал лучшую оперативную бригаду.

– Виллу нужно взять в плотное кольцо, – сказал он. – Наблюдение проводить скрытно, тайно, чтобы никто ничего не заметил. Но с виллы не спускать глаз. Если будут посетители, а они должны приходить, устанавливать за ними слежку.

К полудню бригада заняла свои места. За всеми четырьмя стенами виллы Куликова следили из автомобилей, припаркованных под деревьями. Под контроль была взята и единственная улочка, которая вела к вилле. Чуть дальше стояли другие автомобили; сидевшие в них агенты по радио будут сообщать обо всех машинах или пешеходах, приближающихся к вилле, и следовать за всеми, кто уйдет с нее.

В столовой родительского дома молодой офицер долго смотрел на длинный холщовый мешок. В нем лежал его отец. Офицер не стеснялся своих слез, которые оставляли темные влажные пятна на его форменной куртке. Он вспоминал добрые старые времена, когда его отец был преуспевающим врачом, имел обширнейшую практику, а по рекомендациям своего друга Найджела Мартина даже обслуживал некоторые британские семьи.

Он вспоминал, как он и его брат играли в саду дома Мартинов с Майком и Терри. Интересно, кем они стали теперь, как сложилась их судьба?

Потом ему показалось, что некоторые бурые пятна на холсте мешка еще час назад вроде бы были не такими большими. Он встал и подошел к двери.

– Талат!

– Что, хозяин?

– Принеси ножницы и кухонный нож.

Закрыв дверь столовой, полковник Осман Бадри распорол холщовый мешок и отбросил холст. Перед ним лежало изуродованное обнаженное тело его отца.

Согласно обычаю эту работу должны были выполнять женщины, но для его матери задача была бы непосильной. Осман приказал принести воду и бинты, вытер и омыл тело, перевязал страшные ступни, распрямил и запеленал разбитые ноги, прикрыл почерневшие гениталии. Осман Бадри делал все это, а по его щекам текли слезы. В его душе что-то надломилось; он становился другим человеком.

Когда начало темнеть. Осман Бадри позвонил имаму кладбища «Альвазия» в Рисафе и договорился с ним о похоронах. Траурную церемонию назначили на следующее утро.

В воскресенье, 17 февраля, Майк Мартин с утра успел объехать на велосипеде полгорода, купить продукты, проверить три стены – не появились ли на них условные отметки мелом – и до полудня вернуться на виллу. Господин Куликов, не веря ни в Христа, ни в Магомета, не отмечал ни святую для мусульман пятницу, ни христианское воскресенье, а потому все дни оставался дома, жалуясь на простуду и на то, что садовник плохо смотрит за цветами в его розарии.

Пока Мартин приводил в порядок цветочные клумбы, за стенами виллы заняли свои места агенты контрразведки Рахмани. Мартин же решил проверить меловые отметки на следующий день вечером; едва ли, подумал он, Иерихон получит свежую информацию раньше, чем через два дня.

Похороны доктора Бадри состоялись на кладбище «Альвазия» в начале десятого. В те дни на багдадских кладбищах едва успевали рыть могилы, а имамы ни минуты не сидели без дела. Всего несколько дней назад американская бомба попала в бомбоубежище; погибло больше трехсот человек. Неподалеку от могилы Бадри хоронили кого-то еще; несколько человек из второй похоронной процессии спрашивали неразговорчивого полковника Бадри, не погиб ли и его отец от американской бомбы. Полковник коротко отвечал, что отец умер своей смертью.

По мусульманским обычаям умершего хоронят быстро, между смертью и погребением не должно проходить несколько дней. И тело мусульманина кладут не в деревянный гроб, а лишь обертывают тканью.

На похороны пришел и старый аптекарь; теперь он бережно поддерживал вдову. После недолгой церемонии все направились домой.

Полковник Бадри не успел отойти от ворот кладбища, как услышал свое имя. Он оглянулся. В нескольких метрах от ворот стоял лимузин с затемненными стеклами. Одно из задних стекол было наполовину опущено, и именно оттуда донесся голос, звавший Бадри.

Полковник попросил аптекаря проводить вдову домой и обещал вскоре приехать сам. Когда они ушли, Осман Бадри подошел к лимузину. Тот же голос сказал:

– Полковник, садитесь в машину. Нам нужно поговорить.

Осман Бадри распахнул дверцу, бросил взгляд в салон. Единственный пассажир подвинулся, уступая ему место. Лицо пассажира показалось Бадри знакомым, но он никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах встречался с этим человеком. Бадри сел в лимузин и захлопнул дверцу. Мужчина в темно-сером костюме нажал кнопку, и стекло поднялось, отсекая уличный шум.

– Вы только что похоронили отца.

– Да.

Кто же это? Почему он никак не может вспомнить, где он его видел?

– То, что сделали с ним, ужасно. Я мог бы предотвратить несчастье, если бы мне сообщили своевременно. К сожалению, я узнал слишком поздно.

Осману Бадри показалось, будто его ударили в солнечное сплетение. Он вспомнил: два года назад на приеме в министерстве обороны его представили этому человеку.

– Полковник, я намерен сообщить вам нечто такое, что в случае, если вы донесете, меня ждет еще более ужасная смерть, чем та, которая постигла вашего отца.