Джозеф Файндер - Московский клуб

У Лемана был холодный, даже леденящий взгляд. Его глаза казались водянистыми и были сильно увеличены линзами очков в светлой оправе. Нос старика был когда-то той формы, которую называют орлиной, но сейчас он был просто длинным и острым. Когда он говорил, можно было видеть слишком яркую белизну его вставных зубов.

Заметив Чарли, он протянул ему худую руку, покрытую темными крапинками.

— Как я рад тебя видеть, Чарли!

— Поздравляю вас, Уинтроп.

— Это мой крестный сын, Чарльз Стоун, — объяснил он пожилой даме слева от него. — Подойди ближе, Чарли. Как же я рад тебя видеть!

— Вы отлично выглядите.

— Не лги мне, — весело ответил Леман скрипучим голосом. Затем, приподняв брови, он поинтересовался — Ну, Чарли, твои клиенты довольны тобой?

— Вполне.

— Они счастливцы, что у них есть ты.

— Спасибо.

Стоун уже было наклонился пониже, чтобы спросить Лемана о завещании Ленина, но сдержался.

— А Элфрид приехал?

Тут внимание Чарли привлек знакомый силуэт, замеченный краем глаза.

— Извините, что вы сказали? — Он повернулся и увидел в фойе красивую блондинку в белом декольтированном платье и закутанную в белую тафту. Она оживленно беседовала с Солом Энсбэчем. — А? Нет, Уинтроп, отец не приехал. Извините, я оставлю вас на минуточку, — извинился Стоун, ощутив странную пустоту внутри.

Это была Шарлотта.

Приблизительно в это же время в ста пятидесяти милях на север от дома Лемана молодой семинарист русского православного монастыря в Мэплвуде, штат Нью-Йорк, упаковал чемоданчик и сел в принадлежащую семинарии машину.

Через час он прибыл в Саратогу и поставил автомобиль на стоянке у лечебницы «Де Вит Клинтон». Это был красивый каменный особняк постройки девятнадцатого века в стиле Х. Х. Ричардсона, строение грубое, но крепкое. Семинарист без труда нашел ключи именно там, где ему было сказано заранее. Они были прикреплены магнитом под железной лестницей с тыльной стороны здания. Отперев дверь, он вошел в дом, нашел нужную ему палату и еще раз проверил содержимое своего чемоданчика. Там был спрятан пятимиллилитровый пузырек бесилата атракюрия.

Лунный свет освещал иссохшуюся фигуру в инвалидном кресле. Это был безногий старик. Он дремал.

Семинарист сразу узнал этого человека. Его имя было Олден Кушинг, в прошлом — один из самых известных промышленников страны. Когда-то он был деловым партнером бизнесмена и государственного деятеля Уинтропа Лемана, как раз в тот период, когда Леман жил и работал в Москве.

Семинарист досконально изучил досье на Кушинга и знал, что в старых номерах журнала «Фортьюн» за двадцатые и тридцатые годы имя этого человека упоминалось почти так же часто, как имя Уинтропа Лемана. Кушинга часто можно было видеть на фотографиях играющим в гольф в Сан-Симеоне или охотящимся где-нибудь в Западной Вирджинии в компании Уильяма Рэндолфа Хирста и Дж. Д. Рокфеллера-старшего.

Семинарист подумал, что же могло привести этого необычайно влиятельного когда-то человека к такому жалкому состоянию; как могло случиться, что он сменил Сан-Симеон на эту грязную, маленькую лечебницу в пригороде Нью-Йорка, на эту палату, пропахшую лекарствами, успокоительными средствами и казенной пищей?

Семинарист закрыл за собой дверь, включил свет и тихонько окликнул старика по-английски:

— Мистер Кушинг!

Кушинг проснулся не сразу и долго не мог понять, что происходит. Он часто заморгал от яркого света и слабым голосом спросил:

— Кто вы такой?

— Я священник, — ответил семинарист. — И у нас с вами есть общие друзья.

— Священник?! Посреди ночи?

— Все будет нормально. С вами все будет нормально, — голос с легким акцентом звучал несколько гипнотически.

— Оставьте меня! — прохрипел Кушинг.

— Все будет нормально.

— Я сдержал данное Леману обещание! — Голова Кушинга тряслась, голос звучал хрипло и срывался на визг. — Я никогда никому ничего не рассказывал! — Слезы собирались в уголках его глаз и сбегали причудливыми ручейками по покрытым красными прожилками щекам.

Через несколько минут семинарист выведал все, что хотел узнать. Затем он успокаивающе положил руку на старческое запястье Кушинга и начал закатывать рукав его бледно-голубой сатиновой пижамы.

— Вы очень расстроены, мистер Кушинг. У меня есть кое-что, оно вас немного успокоит, — мягко сказал он.

Глаза Кушинга расширились от ужаса.

Семинарист достал маленький шприц, которым он предупредительно постучал по руке:

— Это чтобы в кровь не попал воздух, — объяснил он. Он затянул жгут на предплечье старика, ловко нашел вену, протер место укола ваткой со спиртом и вставил иглу для подкожных впрыскиваний.

Кушинг в бешенстве наблюдал за всем этим. Он беззвучно открывал и закрывал рот и видел, как капля его крови вошла в шприц за секунду до того, как священник ввел жидкость ему в вену.

Все его члены мгновенно отяжелели. Он почувствовал, что глаза закрываются.

— Очень скоро вам станет намного лучше, — услышал он голос священника. Что у него за акцент? Все бессмысленно… Ему хотелось закричать, оттолкнуть своего мучителя.

Но, как бы он ни желал, он не мог произнести ни слова, не мог двинуться с места.

Кушинг был в полном сознании: слышал каждое слово, различал малейший звук в комнате — но со все возрастающим ужасом он ощутил, что больше не может дышать. И говорить. И двигаться. И звать на помощь.

Спустя минуту старик начал терять сознание. В глазах потемнело, и комната погрузилась в кромешную тьму. Тело обмякло. Каждый, кто увидел бы его в этот момент, подумал бы, что он крепко спит.

В его кровь был введен мышечный расслабитель, быстро усваиваемый при обычной температуре тела и нормальном кровяном давлении.

Очень скоро он подействует. И не останется никаких следов. Предварительно причина смерти будет определена как острая сердечная недостаточность. И даже если тело Кушинга будет подвергнуто обычному патологоанатомическому обследованию, — что, учитывая его возраст, вряд ли случится, — яд не будет обнаружен. А в случае, если кто-нибудь заметит след от иглы на руке старика, это, конечно же, спишут на успокаивающий укол, сделанный накануне. Ведь все знали, что Кушинг был очень нервным больным.

Стоун неслышно, стараясь остаться незамеченным, приблизился к Шарлотте и Солу. Ему хотелось посмотреть на жену, услышать ее голос еще до того, как она заметит его.

Они разговаривали очень тихо, стоя в темной нише. Сол отрицательно тряс головой; Шарлотта что-то говорила ему, сияя улыбкой.

Она изменилась. Прическа была другая, волосы короче, но это ей шло. Она как будто немного постарела, вокруг глаз появились едва заметные морщинки, но они были видны только, когда она смеялась, и были очень милы. Она немного похудела и выглядела просто потрясающе. Чарли знал, что Шарлотта, если захочет, может быть не менее привлекательной, чем Грейс Келли, а в этот вечер его жена этого явно хотела.