Овидий Горчаков - Американский синдром

— Ладно! Ладно! — прервал его Сегал. — Все! За мной не пропадет…

Он тут же начал звонить через всю Америку Мак-Дональду. «Святая Мария» отвечала, что в клинике его нет, секретарша ревниво добавила, что доктор отсыпается после первой брачной ночи. «Мерзавец! Не пригласил меня на свадьбу!» — отметил Берни, но продолжал звонить Мак-Дональду, теперь уже домой. А дома у новобрачного телефон болтался на проводе, как некогда в форт-брагговской его квартире, а зеркала в спальне отражали замысловатые позы, достойные журнала «Пентхаус».

Утехи супругов грубо прервали настойчивые звонки в дверь. Когда в нее забарабанили кулаками, разгневанный супруг накинул халат, надел тапочки, долго возился с замками, почти такими же сложными и надежными, как у «Бэнк оф Америка», где доктор Мак-Дональд держал свои капиталы, разбухшие от доброхотных подаяний в фонд Мак-Дональда. На пороге он увидел трех полицейских с кольтами и наручниками.

Кинопленка закрутилась обратно: полицейские повезли «доктора смерти» в лонг-бичскую гавань, посадили его там в свой катер, доставили на остров Тэрминал. Снова захлопнулись за ним стальные ворота, сдавили со всех сторон железобетонные стены, полы, потолки. Снова оказался он в одиночной камере с видом на тот прекрасный мир, который еще утром принадлежал ему вместе с «ягуаром», «Реанимацией» и Рэнди.

«Кабар» со свистом разрезал воздух и… промахнулся… Тройной убийца и не думал отчаиваться. Он был жив и не сдавался, продолжал борьбу за жизнь. Он верил в свою звезду. Уже на следующий день он сообщил в пресс-релизе, что направил важное письмо знаменитому актеру Роберту Редфорду, которым он всегда восхищался, особенно в «Великом Гэтсби» по роману Фицджеральда и в «Трех днях кондора». Он предлагал Редфорду, быть может, самую великую роль в его карьере: роль Джеффри Р. Мак-Дональда в кинобоевике о его жизни, о его деле. Роберт должен ухватиться за эту идею, ведь и он, Мак-Дональд, тоже Роберт — Джеффри Роберт Мак-Дональд! Он не взял бы ни цента с тезки, если бы ему не нужны были деньги для собственной защиты, для адвокатов. Он убежден, что кинобоевик поднимет целое народное движение в его защиту.

Чтобы встретить день своего освобождения в наилучшей форме, он без промедления начал заниматься боксом, тяжелой атлетикой, бегом.

Мак-Дональд не желал признавать, что для него это был конец начала — началом конца явились для него убийства в Форт-Брагге.

«Цирк Мак-Дональда» продолжался.

Любопытно, что в своих интервью Мак-Дональд систематически преувеличивал ранения, нанесенные ему якобы хиппарями.

Своим адвокатам он категорически запретил «бесплатно выбалтывать прессе ценные детали дела», не без основания считая, что имеет на них своеобразное авторское право. «Эти детали, — кричал он, — оплачены кровью моей семьи». Он торговался с представителями редакций журналов (например, «Эсквайра»), требования его были настолько жесткими, что некоторые из них отказывались от использования его материалов. Сознавая, что его чрезмерная деловитость в подобной трагической ситуации дурно попахивает и может испортить ему репутацию, он порой писал редакциям и телестудиям, предлагая им свой товар от вымышленного имени. А это был уже подлог. Всуе употреблял он имена многих сенаторов и членов палаты представителей. Он писал им письма с просьбой о поддержке, а выдавал их за своих ревностных сторонников. Он любил подчеркивать, что, как атлет, спортсмен, он не только не принимал наркотиков, но и не пил и не курил, всегда держался в спортивной форме. Еще в ранней юности он дал себе зарок, что долго проживет, чтобы побольше в жизни сделать для людей и для самого себя. С гордостью вспоминал он, что, несмотря на тень, брошенную на него трагедией в его семье, ужасным нераскрытым преступлением, армия дала ему почетную отставку с полной пенсией и всеми правами ветерана войны, а это, учитывая, что армейские власти провели рекордное по времени следствие, служит лучшим доказательством его невиновности. Он, понятно, умалчивал о том, что эти власти знали, что он — убийца, но скрыли это из престижных соображений. Все досье его были изъяты и засекречены министерством армии и министерством юстиции.

«Цирк Мак-Дональда» продолжался.

Он также извлекал всевозможный капитал из того известного в медицинских кругах факта, что за десять лет после потрясших его убийств, работая в отделении скорой помощи и реанимации клиники святой Марии, он (не во искупление ли?!) стал ведущим специалистом по кардиопульмонарному (сердечно-легочному) оживлению, членом калифорнийской и всеамериканской ассоциаций кардиологов. Считая, что скромность — прямой путь к неизвестности, он любил рассказывать о том, сколько пациентов он спас, сколько семей осчастливил, будучи директором отделения скорой помощи и реанимации в лонг-бичской клинике, «вкалывая» по восемнадцать часов в сутки.

— Я прошел лучшую из хирургических школ в операционных главного госпитального комплекса, где я сменил сотни пар резиновых перчаток, работал порой чуть не круглосуточно, стоя в лужах крови. И после войны война для меня продолжалась в каменных джунглях большого Лос-Анджелеса: я спасал жизнь жертвам насилия, драк и перестрелок, автомобильных катастроф, спасал полицейских и гангстеров. Для врача-гуманиста все люди одинаковы. Я горжусь, что наша пресса не раз называла меня «Альбертом Швейцером Америки», а первыми назвали меня так монахини — сестры милосердия клиники святой Марии! — заметил он как-то на пресс-конференции. — Мои недруги утверждают, что я скрытен. Да, однажды я скрыл, утаил, что повредил позвоночник, играя в регби за команду Принстона. Иначе меня не приняли бы в «зеленые береты». А я, начитавшись книжек Флеминга о Джеймсе Бонде, по-мальчишески мечтал о приключениях, восхищался Джоном Уэйном в кинобоевике о «зеленых беретах».

Вскоре пресса оповестила общественность о том, что падший идол Джеффри Мак-Дональд переведен в тюрьму «максимальной безопасности» в Ломпоке, штат Калифорния. Там он обратился с письмом к президенту Рейгану с ходатайством о помиловании, хотя по-прежнему упрямо отрицал свою вину. На Рейгана, который назвал вьетнамскую войну «благородной» войной, «войной за правое дело» и взял курс на преодоление «вьетнамского синдрома» и прославление «героев» этой войны, Мак-Дональд возлагал особые надежды. Кто, как не он, спасал жизнь и здоровье раненых «героев» в Ня-Чанге? Кто ратовал в Лонг-Биче за избрание Рональда Рейгана президентом? Сегал не советовал ему обращаться к Рейгану, известному тем, что он, будучи губернатором Калифорнии, часто настаивал на казни преступников. Берни возражал также против попытки Джефа сойти за козла отпущения у полиции и юстиции, бессильных найти настоящих убийц.