Джорджо Щербаненко - Миланцы убивают по субботам

– Берзаги Донателла, – повторил Маскаранти, записывая.

– Барониа Франко, – продолжил Дука и добавил, чтобы отличить ту скотину от стоявшего перед ним благородного человека: – Сын Родольфо.

– Барониа Франко, сын Родольфо, – снова повторил Маскаранти.

– Джарцоне Кончетта.

– Джарцоне Кончетта.

– Сарози Микелоне.

– Сарози Микелоне.

– Они приехали неожиданно, – рассказывал хозяин. – Народу был полон зал. Та высокая девушка сразу привлекла к себе внимание – не только внешностью, но и тем, что буквально спала на ходу, наверно, ей было плохо. Чтобы не вызвать скандала, я быстренько собрал документы и поместил всю четверку в один номер. После полуночи ресторан опустел, я начал помогать официанту – он же бармен – убирать со столиков, а когда и он ушел домой, я вдруг услышал крики: «Папа, папа, папа!» Голос был женский.

Дука уже вторично слушал рассказ о том, как женский голос зовет папу. Машинально, будто прося помощи, он протянул руку к Маскаранти за сигаретой и получил ее; парень, сидевший рядом, щелкнул зажигалкой.

– Я бросился наверх, – продолжал хозяин гостиницы, видимо, вновь переживая тогдашний ужас. – Постучался к этим подонкам – других постояльцев у меня в тот вечер не было – и снова услыхал это хриплое: «Папа, папа, папа!» Брат открыл мне и сказал, чтоб я не лез в чужие дела. Я сразу смекнул, в чем дело, и велел ему убираться подобру-поздорову, иначе я немедленно вызову полицию.

– А что, собственно, вы смекнули? – спросил Дука.

– Да уж смекнул! Совратили бедную девчонку, выманили из отцовского дома, накачали вином да наркотиками и торгуют ею. А бедняжка время от времени вспоминает семью, отца и вопит во всю глотку: «Папа, папа!»

Да, в сообразительности ему не откажешь!

– Продолжайте, пожалуйста.

– Ну, мой братец мне и говорит, что, если я, дескать, сунусь в полицию, он мне морду набьет и подожжет гостиницу. А я уж привык к этим угрозам, и хоть знаю, на что он способен, но мое терпение тоже не бесконечно. Даю вам, говорю, пять минут, чтоб духу вашего здесь не было, – и бегом вниз, к телефону. Пусть, думаю, потом прикончат, все равно позвонить успею. Но братец, видно, испугался, решил не связываться. И пяти минут не прошло – смотрю, спускаются все четверо. Вернее, трое-то спускаются, а ее, громадину, чуть не волоком тащат, а она, бедная, на ногах не стоит и охрипла уж совсем, но все зовет отца своего. Ну, запихнули ее кое-как в машину да и уехали. – Франко Барониа, сын Сальваторе, вскинул голову (до этого он упорно смотрел вниз). – А через два дня я прочитал в газете, что километрах в пятнадцати отсюда, в стоге сена сожгли женщину, «великаншу». Я подумал: не иначе, та самая, а поджигатель – не кто иной, как мой двоюродный со своей компанией.

– Если вы обо всем догадались, почему не позвонили в полицию? – строго спросил Дука.

Хозяин гостиницы поглядел ему прямо в глаза.

– Потому что я, как и мой братец, не без греха, хоть и на свой лад. Я не сутенер, не убийца, но мне ведь тоже надо держаться на плаву. В Катании у меня остались жена и четверо ребятишек. Чтобы содержать их и вот эту гостиницу, я уж сколько лет спину гну. А позвони в полицию – в момент заметут. Вот я, грешным делом, и подумал: держи-ка лучше язык за зубами. Ежели полиция до всего докопается – значит, так тому и быть, а может, как-нибудь пронесет. Знаю, порядочные люди так не рассуждают, но ведь мы с Франко братья, как говорится, одного поля ягоды.

Дука поднялся на ноги. Подошел к стойке бара, долго перебирал бутылки. Наконец выбрал горькую настойку, налил себе немного в стакан, добавил сельтерской, выпил и от стойки окликнул хозяина:

– Мы должны поскорее взять убийц этой девушки. Можете вы нам помочь? По-вашему, где их лучше искать?

– Как где – в Милане! – удивился честный труженик. – Мой брат живет у своей подружки, у Кончеттины...

– Кончетта Джарцоне, – уточнил Маскаранти, полистав испещренный пометками блокнот.

– Да. Улица Ферранте Апорта, восемьдесят шесть, – сказал Франко Барониа, сын Сальваторе.

– Откуда такие точные сведения? – спросил Дука, наливая себе еще настойки.

Хозяин не замедлил объяснить:

– Да всем им, моему брату и его приятелям, нравится сыр местного производства – пробовали его?

Еще бы: прославленный «лодиджано», твердый такой, со слезой. Дука кивнул.

– Они пожирали его целыми килограммами, и не только когда сюда наезжали; Франко часто требовал, чтоб я посылал головку-другую на дом его подруге, в Милан. Ну я и посылал как дурак по адресу: улица Ферранте Апорти, восемьдесят шесть, синьорине Кончетте Джарцоне. Я этот адрес наизусть выучил, до Судного дня не забуду, ведь всякий раз, отправляя посылки, чуть не лопался от злости.

– А второй приятель, где он живет? – осведомился Дука, выходя из-за стойки.

– Про того не знаю точно, но и он вечно ошивается у Кончеттины. Это, можно сказать, их явочная квартира, притон. Преступники нынче не только стыд, но и всякий страх потеряли. Преспокойно рассказывают дружкам-подружкам в ресторанах и других людных местах о том, что завтра поутру убьют родную мать. А наутро и правда убивают. Мне стоило постоять три секунды возле их столика, чтоб узнать все, что у них на уме. Потаскушек, которых сплавляли в бордели, по именам и фамилиям называли, не иначе... Так что не сомневайтесь, езжайте на улицу Ферранте Апорти и всех их там накроете: и Кончеттину, и братца моего, и третьего, Микеле Сарози, он служит барменом на бульваре Тунизиа, а эта Кончеттина спит с ними обоими.

– Спасибо, – сказал Дука, завершая самый легкий в истории сыска допрос. (Где это видано, чтоб человек сразу выложил полиции все, что она просит, и даже больше?) – А кстати, почему у вас так пусто? Выходной, что ли?

– Да нет, гостиничный персонал бастует.

– Мне очень жаль, синьор Барониа, но вам придется поехать с нами.

– Я так и думал. Я готов. Только свет погашу и опущу жалюзи.

Держится с редкостным достоинством – настоящий джентльмен!

Они подождали, пока он закроет свой отель, потом усадили на заднее сиденье вместе с Маскаранти и экспертом по вопросам проституции и направились в Милан.

Стоял ноябрьский вечер, сырой, но не туманный. На календаре была суббота.

Не дай вам Бог обидеть кроткого человека!

А в то же субботнее утро – на часах было чуть больше десяти – Аманцио Берзаги нажимал грязно-белую кнопку звонка у двери без таблички, на шестом этаже дома по улице Ферранте Апорти, 86. Он пришел потолковать с синьориной Кончеттой Джарцоне.

Хотя из квартиры явственно донеслось звяканье, однако же ему никто не ответил. Он еще раз нажал кнопку. Подождал – никакого отклика. Позвонил в третий раз и еще не оторвал пальца от кнопки, как дверь приоткрылась. Женщина с опухшим от сна лицом силилась разглядеть его из-под набрякших век, но, очевидно, ей это не удавалось. И все же она впустила гостя. Маленькая, довольно смазливая, но уже увядающая; крохотное личико с детскими чертами расплылось, обрюзгло, равно как и тело (накинутый наспех прозрачный пеньюар не оставлял никакой пищи для воображения: обвислая грудь и жировые складки на животе просматривались лучше некуда и являли собой жалкое зрелище).