Галина Романова - Любитель сладких девочек

Меня вызвали на улицу телефонным звонком! Кто-то позвонил и сказал, что на нашей машине сработала сигнализация. Он ударил меня пинком в зад и отослал во двор. Это был его «Форд Сьерра»! Как же! Его любимая тачка, почти новенькая. И он шлепнул меня мыльной ступней по заднице, оставив на ней мокрое пятно, и выгнал на улицу проверить, так ли это. А когда я вернулась, все уже.., все уже случилось! Он лежал, аккуратно уложив голову на подголовник и свесив свои умопомрачительные кисти в клочьях пены. Рот оскален… Глаза открыты… И фен… Он всегда был включен в розетку и висел на крючке. Там, с той стороны, где ноги. Теперь же фен плавал меж островков пены, а он.., он был мертв…

Володя встал, оторвал ее руки от своих плеч и крепко прижал к себе. Дрожащую, вопящую и брыкающуюся, пытающуюся вырваться из его рук и что-то доказать кому-то незримому за его спиной.

— Меня спасло от тюрьмы только то, что кто-то из соседей видел меня… И еще какого-то человека, выходившего из нашей квартиры в тот самый момент, когда я была во дворе и ублажала его машину, которая вопила и вопила и все никак не хотела униматься! Боже мой! Володя, это было так… так ужасно! Он был совершенно недвижим… Еще не заходя в ванну, я поняла: что-то случилось..

— Почему? — тихо шепнул он ей в ухо, легонько поглаживая ее спину, постепенно под его руками становившуюся податливой. — Потому что дверь была приоткрыта? А ты точно помнила, что запирала ее, так? Или потому, что он не распевал своих дурацких куплетов «Мама, а я доктора люблю…»?

— Нет. — Маша отстранилась и удивленно посмотрела ему в лицо. — Он все время пел: «Почему я водовоз…»

— Почему?

— Не знаю. Может, потому, что он занимался этим. Держал заводик по производству газированной воды и сбывал ее по торговым точкам области.

А.., твоя… Катенька.., она что же, пела про доктора?

— И еще про шофера и про летчика, который высоко летает и много денег получает. — Глубокие складки, вмиг обозначившиеся скобками вокруг его рта, сделали его лицо скорбным и жалким. Не говоря ни слова, он увлек Машу в комнату и, усадив на диван, крепко прижался к ее теплому боку. — Она совершенно не умела петь. Во всем остальном она была совершенна! Лицо, фигура, манеры, секс… Все, кроме пения. У нее абсолютно не было слуха, и меня это бесило. Особенно в те моменты, когда она собиралась невесть куда. На все мои вопросы о том, куда она собирается, она смеялась мне в лицо и отчаянно фальшивила про доктора… Это было.., так мерзко…

— Потому что ты знал обо всем?

— Да. Я все знал почти с самого начала. Их было много у нее. Я бы мог еще понять, если бы возникло чувство. Но всякий раз это происходило с совершенно случайными людьми. С каким-нибудь грязным пацаном на мойке машин или заправке.

Продавцом газет или разносчиком пиццы… Последнее время я опасался к ней прикасаться из боязни подхватить какую-нибудь заразу. Но эта дрянь всякий раз соблазняла меня! Я был слаб перед ней!

Очень слаб. И не могу до сих пор простить себе этого…

Он замолчал. Маша не спешила нарушать тишину, которую любила слушать.

Тоненько подвывая, крался во входную дверь ветер. Ранние сумерки за окном быстро линяли, уступая место чернильной темноте. Скоро на небе .должны были зажечься холодным неоновым светом первые звезды, и ощущение собственной заброшенности станет более острым. Так всегда бывало с ней прежде. Ветер, темнота и ледяной свет бесчувственных звезд, льющийся с небес.

Сейчас все было так и не так. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и не говорили ни слова. Каждый думал о своем, но ощущения собственной изоляции пропало. Плечо человека, сидящего рядом, приятно согревало и дарило странное чувство защищенности. Казалось, с чего бы это?.. После таких-то обнажающих душу исповедей, которые каждый с надрывом выдергивал изнутри, и вдруг такое блаженное тепло…

За дощатой стеной вагончика громко заскрипел снег под чьими-то быстрыми шагами, кто-то заговорил на повышенных тонах, выматерился, и наваждение начало медленно таять, как свет уходящего дня за окном.

— Как она умерла? — решилась на вопрос Маша просто потому, что молчание становилось тягостным.

Володя тяжело вздохнул. Нашарил в темноте ее руку. Крепко стиснул пальцы и, уже не выпуская их, заговорил быстро, с болезненным надрывом:

— В тот день мы громко ссорились. Так громко, что соседи слева и справа облепили все заборы.

Я не выдержал и несколько раз ударил ее по щекам, при этом что-то орал. Помню плохо, но опять же все те же соседи заявили следователю, что я якобы грозился ее убить. Может быть… Может быть, и грозился, плохо помню. Короче, все произошло до безобразия банально. Такое повторялось и повторялось всегда. Катька выскочила из дома вся в слезах. Кто-то видел на ее лице кровь. Я не заметил.

Я ничего не мог видеть после того, как она надела короткое платье на голое тело… Она села в машину и, стартанув с места, умчалась в неизвестном направлении. Я напился и уснул. Разбудил меня Гарик.

— Кто это? — встрепенулась Маша, замерев от странного чувства, толчками бьющегося в сердце оттого, с какой нежностью он перебирал ее пальчики.

— Это мой самый лучший и надежный друг.

Адвокат — по совместительству — в моей компании. Мы с ним со школы вместе, и только благодаря его таланту я здесь, а не на нарах. Он разбудил меня и надавал по мордасам. Орал на меня и плакал. Это точно запомнилось. Так странно было видеть его в слезах… Потом обнял меня и начал что-то говорить про Катьку. Я с трудом соображал тогда.

Потом заявились менты и все расставили по своим местам… Катька врезалась в опору моста на скорости сто километров в час — отказали тормоза.

Потом оказалось, что кто-то специально вывел их из строя. Гарик чуть из собственной шкуры не выпрыгнул, доказывая всем, что я ни за что не смог бы этого сделать, потому что ни черта не смыслил во внутренностях машины. Приводил кучу доводов, толпу свидетелей, утверждавших то же самое.

Потом раскопал копию счета из автосервиса, где Катька якобы ремонтировала машину. Тут еще механик, который занимался ремонтом, бесследно исчез. Его характеризуют как нерадивого, и обвинение в предумышленном убийстве с меня снимают. Но труп есть, дело заведено, значит, должен кто-то отвечать. Ушлый следопыт поперся по соседям, те в один голос вещали про нашу ссору, ну и…

И инкриминировали мне статью о нанесении телесных повреждений средней тяжести, в результате которых жертва была в аффектном состоянии, что повлекло за собой ее смерть. Два года выселок. И вот я здесь… Это конец моей истории, Маш. Вернее, он намечался на следующий месяц.

— Как это?

— Витебский… Ты должна знать его… — Володя вытянул руку в сторону и зашарил по стене, щелкнул чем-то, и мягкий оранжевый свет залил комнату. — Мое дело о досрочном освобождении должно было быть представлено на рассмотрение сегодняшним утром. Ведено было залечь на дно и не двигаться, пока все не будет решено. Залег…