Елена Алексиева - Нобелевский лауреат

— Хватит себя жалеть, Бегемот, — прервала его Ванда. Она была довольна, что хоть раз может использовать любимый упрек Крыстанова. — Давай по делу.

Бегемот посмотрел на нее с ненавистью. Он был похож на обиженного ребенка, и она почувствовала досаду.

— Да я не жалуюсь, инспекторша, просто излагаю.

— Хорошо, если так. И не путай меня со своим психоаналитиком.

— Тебя спутаешь… У него хоть душа есть, в отличие от тебя. Или я ему плачу за то, чтобы притворялся, что она у него есть.

— Не выдумывай, Бегемот! — усмехнулась Ванда. — Нет у тебя никакого психоаналитика. Так что давай дальше.

— Да я почти все уже сказал, — ответил он равнодушно. — Кроме одного: те, кто подбил моего брата бежать из тюрьмы, были людьми Электрода. И все было очень аккуратно спланировано, чтобы мне отомстить. Они его обманули, что-то пообещали — он же был наркоманом. Даже охрана знала про побег, знала, что это нарочно подстроено. И только он, несчастный, ничего не подозревал. Поэтому и вызвали полицейских, чтобы самим рук не марать. На надзирателя, который застрелит заключенного, смотрят недобро, особенно в этой тюрьме. С ним обязательно потом что-то случается, уж ты мне поверь.

— Вызвали подкрепление и что дальше? — нетерпеливо подстегнула Ванда.

— А ничего. Остальное ты знаешь. Может быть, только не знаешь, что полицейский, который его убил, тоже работал на Электрода. Осведомителем вроде меня. С той только разницей, что шеф щедро платил ему за каждую информацию. В отличие от вас, он не скупится. Это вы действуете шантажом, но что ж поделаешь! Вы можете себе позволить, ведь вы же государство.

Ванда вообще не отреагировала на последние слова.

— А не проще ли было убрать тебя?

На этот раз рассмеялся Бегемот, но так горько, что Ванда чуть было не пожалела его.

— И это произойдет, если я вовремя не уберусь отсюда. Ты не знаешь Электрода. Он такой. Жестокий. Ему мало просто застрелить. Он тебя ранит и бросит в каком-нибудь ужасном месте, чтобы мучился дольше. Это он называет «справедливостью». Но это уже моя проблема. Надеюсь, что хоть теперь ты мне поверила. А может, так и не поверишь, пока не увидишь меня мертвым?

Бегемот умолк. Некоторое время они молчали. Бегемот так и остался стоять, подпирая притолоку, жалкий и помятый, а Ванда слишком устала, чтобы размышлять над тем, что она только что услышала. Она ощущала внутри пустоту и горечь, словно все, что она услышала, ее вообще не касалось.

«Но я должна радоваться, — подумала Ванда. — Он ведь только что преподнес мне на блюдечке решение всего дела!»

Но радости не было.

— Ну?

Бегемот, как ученик, послушно ждал оценки.

— Мы с тобой два сапога пара, — задумчиво сказала Ванда.

— В смысле?

— В смысле, что похожи. И даже больше, чем ты можешь вообразить.

— Ты на что намекаешь, инспекторша?

— Ни на что я не намекаю. И хватит уже с этой «инспекторшей». Меня зовут Ванда.

— Да и мое имя не Бегемот, — сухо ответил тот и засмеялся.

В комнате снова повисло молчание. Ванде хотелось, чтобы он ушел. Ведь он сказал, что торопится? Но Бегемот продолжал подпирать дверь, словно боялся, что если он отойдет от притолоки, мир рухнет.

— Это все, что я могу для тебя сделать, — сказал он наконец.

— Спасибо, — ответила Ванда. — Ценю. Теперь ты куда? В аэропорт? А потом?

— В Швейцарию. А потом посмотрим.

— Почему именно Швейцария?

— А потому, — смущенно улыбнулся Бегемот. — Тебе может показаться, что я ненормальный, но я всю жизнь перевожу деньги в швейцарские банки. Такая у меня была работа. А ни одного швейцарского банка никогда в глаза не видел — зданий, офисов, окошек — ничего. Я иногда себя спрашиваю, а есть ли они вообще. Так вот, уж очень мне хочется посмотреть хоть на один из них.

Ванда весело расхохоталась.

— Ты, оказывается, большой оригинал, Бегемот! Ну, а если их нет, то что?

— Плохо, — Бегемот тоже засмеялся. — Значит, напрасно прожитая жизнь. Придется все начинать сначала.

— Но я все же предполагаю, что когда ты переводил туда деньги, ты и для себя кое-что приберег?

Он не ответил. Ступни в ботинках из крокодильей кожи выглядели слишком маленькими для такого тела.

«Надо же, раскаявшийся преступник!» — подумала Ванда.

— Ты, кажется, мне все еще не веришь? — спросил Бегемот.

— А зачем тебе надо, чтобы я тебе верила? С тех пор, как ты забрался ко мне в дом, только это и повторяешь.

— Потому что мне обидно, что первый раз в жизни я сам к тебе пришел, по своей воле, чтобы рассказать правду, и ты мне не поверила. А я ведь жизнью рискую…

— Ну, скажем, на восемьдесят процентов…

— А остальные двадцать?

— А остальные — когда сверю факты.

— И как это произойдет?

— А я спрошу твоего швейцарца. Кажется, я знаю, кто это.

«Да что это я говорю? — вдруг подумала она. — Ведь меня же отстранили от расследования. Или скоро отстранят. Какой швейцарец? Какие факты? Даже если Крыстанов завтра не напишет рапорт, он все равно когда-нибудь это сделает. И для себя будет абсолютно прав!»

Но ведь это не причина оставлять дела недоделанными.

А, будь, что будет!

— Есть один-единственный способ, — решительно заявила Ванда.

Бегемот вопросительно взглянул на нее.

— Я тоже должна поехать в Швейцарию. В Цюрих. Причем, как можно скорее.

— И хочешь, чтоб я тебе помог?

Ванда утвердительно кивнула.

— Ладно. Где у тебя компьютер?

— У меня нет. Только на работе.

— Да-а, ты и вправду хреново живешь!

Она пожала плечами, как бы извиняясь.

— Тогда сделаем так: завтра, точнее, уже сегодня утром, я зарезервирую тебе билет в аэропорту. А ты позвонишь туда, примерно в обед, чтобы узнать, когда ты летишь.

— В воскресенье, — подсказала ему Ванда. — С возвращением в понедельник вечером.

— Ладно, — согласился Бегемот. — Пусть будет воскресенье. А возвращение… посмотрим. Если будут билеты.

Он сделал несколько шагов вперед.

— Так я пойду. Ты меня не провожай.

— А я и не собиралась, — ответила она и попыталась улыбнуться. — Еще раз извини за бровь.

— Ерунда. Ты извини, что извел всю туалетную бумагу…

Ванда проводила его глазами, пока он не вышел в коридор. Потом она услышала, как щелкнул замок входной двери. И постояла еще десять минут в тишине, напряженно прислушиваясь к собственному дыханию, ожидая взрыва. А может быть, он уже освободился от машин, от багажа, от всей своей прежней жизни? И сейчас просто сядет в такси и отправится в аэропорт…

Он был неприятным типом, и неизвестно, пожалела ли бы она его, если бы бывшие дружки взорвали его вместе с машиной.

Но это совсем не мешало ей завидовать его дорого оплаченной свободе.

Было чудесное майское утро, исполненное наивных надежд.