Андрей Воронин - Последнее купе

Лена, глядя сквозь него, отчетливо произнесла:

– За нас дадут выкуп.

Это было сильно сказано. Балчи улыбнулся.

– Разве мы похожи на похитителей?

– У Жориного отца два совместных предприятия в Ростове и фирма в Тихорецке, – продолжала Лена ровным голосом. – Все они записаны на других людей, потому что у отца крупный пост на государственном предприятии. Он может собрать для вас большие деньги. Двести тысяч, триста тысяч долларов. Если только вы оставите нас в живых.

Кафан и Шуба молчали, разинув рты. Двести-триста тысяч долларов, мама родная! Неужели за этого педрилу кто-то может отвалить такие деньги?.. Балчи с интересом смотрел на Лену. Поднял с пола блузку, бросил ей.

– Оденься, становится прохладно.

Лена надела блузку, нашла трусики и юбку, оделась. Жора пошевелился, приоткрыл глаза. Шуба взял его за подбородок, встряхнул, хлопнул по щеке.

– Какая фиговина, – сказал он. – Точно – дышит еще жопа Владимирович.

Шуба взялся за ремень, вопросительно посмотрел на Балчи: кончать? Тот повернулся к Лене.

– Ты блефуешь, – сказал он ей. – Умирать не хочется, я понимаю. В семнадцать лет, даже после того, как тебя изнасиловали два немытых ублюдка… Это трудно. Неприятно. Грязно. Но есть такое слово – «надо», знаешь?

– Я не блефую, – спокойно ответила Лена. – Жорин отец сбывает за границу заводское сырье, пластикат и смолу. Владимир Пятаков, главный инженер ПО «Резопласт»… Он деньги гребет лопатой. Вы можете легко это проверить, вы же милиционер!

Жора приподнял голову и что-то простонал.

– Не, слушай, начальник – а если она и вправду не врет? – Кафан нахмурил узкий лоб. – Триста тысяч долларов, это ж не хвост ишачий!

Еще одно погожее майское утро.

Пока Жора умывался в туалете, Шуба стоял за его спиной и любовался в зеркало на свою рожу. Туалет казался сегодня еще чище – наверное, из-за того, что дыра в потолке исчезла, на ее месте стояла панель. Кто ее туда поставил, когда, зачем ее вообще оттуда убирали – все это Жоре было неинтересно.

– …Знаешь, у нас в восьмом классе училка была на нее похожая, – доносился из-за спины Шубин голос. – Длинные волосы, ноги, все та кое. Только постарше, конечно, поплотнее. Ты понимаешь. Баба была роскошная. Химичка. У нее муж в инторге каком-то шоферил, уезжал на месяц, на два, а она ни с кем в поселке не путалась. Такая идейная была… Хотя, может, у нее в городе кто был, не знаю.

Жора поднял голову, встретился в зеркале с мутным Шубиным взглядом.

– Ну что уставился, жопа Владимирович? – усмехнулся тот. – Я тебе как мужик мужику, без обиды… У училки грудь была – ну, там все грамотно, ничего не скажешь. А у твоей сучки не поймешь что: то ли грудь, то ли спина, то ли пацан это, то ли баба… Хотя все остальное в норме, тут я молчу.

Жора сложил ладони ковшиком, набрал холодной воды и опустил туда лицо. Услышал, как скрипнули зубы.

– Не переживай ты так. Была бы кость, а мясо, как говорится, нарастет… Давай, мой уши хорошенько, у тебя сегодня трудный день. Через двадцать минут Воронеж, не вернемся вовремя в купе – сам знаешь, что будет…

Жора знал. Он вытер лицо, смочил волосы и причесался. Шуба постучал в стену, отпер дверь и пропустил вперед Жору. Там его уже встречал Кафан.

– Ну, теперь хоть на человека стал похож, – хмуро проговорил он. – Залетай быстро, не топчись.

Купе было чисто прибрано и до краев наполнено свежим утренним солнцем. Лена убрала со стола весь мусор, сложила постельное белье. Ее движения были точны и размеренны, лицо хранило замкнутое, сосредоточенное выражение, волосы были собраны сзади в аккуратный пучок. Она почти все время молчала.

Кафан посмотрел на часы.

– Половина восьмого, осталось двенадцать минут, – сказал он. – Сгоняй-ка, Шуба, за ча ем. И даме тоже принеси. И пожевать чего-ни будь, типа печенья.

Шуба принес из дежурного купе три дымящихся стакана и свежий батон. Лена отпила половину, протянула свой стакан Жоре.

– Пей…

Жора покачал головой:

– Не хочу.

– А ты ему по роже, – посоветовал Кафан. – Я слышал, действует иногда.

Лена покраснела и поставила стакан на столик. Через пять минут пришел Балчи, вместо милицейской формы на нем были обычные брюки и рубашка с коротким рукавом. Он окинул Жору критическим взглядом, отрывисто бросил:

– Переодеться. Смотреть тошно.

Жора достал из сумки чистые джинсы и футболку, переоделся.

– Теперь внимание. Повторяю последний раз, – Балчи сунул руки в карманы. – Жора и Лена… Вы оба пообещали мне, что будете вести себя разумно. Я вам, как видите, поверил. Теперь все в ваших руках – я имею в виду, конечно, вашу жизнь и здоровье. Стоянка в Воронеже двадцать девять минут, из-за опоздания ее скорее всего сократят до двадцати. От перрона до переговорного пункта около двухсот метров, нам с Жорой понадобится не больше семи минут, чтобы преодолеть это расстояние быстрым шагом в оба конца, и еще остается достаточно времени, чтобы позвонить и передать наши требования. Совсем несложная арифметика. Но… – Балчи обернулся к Жоре, уткнулся в него тяжелым взглядом. – Там толпа. Много людей. Сбежать проще простого. И на этот случай я предупреждаю: в догонялки с вами никто играть не станет. Шаг влево, шаг вправо – и… ты хорошо знаешь, что будет с Леной. Ведь так?

Жора облизал губы и ответил:

– Да. Знаю.

– То же самое относится и к тебе, – Балчи ткнул пальцем в сторону Лены. – Малейший шум, неосторожное движение или слово, все, что угодно…

– Я все поняла, – сказала Лена.

Балчи еще некоторое время стоял, застыв в прежней позе, словно не расслышал. Потом сказал:

– И главное… Не пытайтесь меня провести. Иногда я бываю очень жесток, – он взял Жору за подбородок и медленно развернул к себе. – Повторяю: очень жесток. Так что сам себе иногда удивляюсь.

…Все купе, кроме последнего, были открыты нараспашку. Проходя по коридору, Жора видел, как люди завтракают. В восьмом две крашеные тетки обставились баночками и кулечками, там пахло маринованной черемшой и картошкой; они испуганно оглянулись на Жору и быстро отвернулись. Лысый спал на верхней полке. В седьмом купе семейство уписывало йогурт, годовалый малыш сидел на горшке, вертя в руках резинового попугая. В шестом ехали четыре мужика, на вид – командировочные. Они пили пиво с сырками. В пятом старуха, вся в коричневых пигментных пятнах, опускала хлеб в чашку с чаем и жевала его беззубым ртом. В четвертом…

В это было трудно поверить. Ведь все они ехали в одном вагоне, под одной крышей. Пока Кафан и Шуба насиловали Лену, эти люди спали, или дремали, или выпивали, или резались в карты. Кто-то пожаловался Балчи на шум в «девятке», но на этом все и кончилось.