Андрей Воронин - Последнее купе

Зато в этом тесном, наполненном стуком колес межвагонном пространстве – все по-другому. Поезд несется, как угорелый, смазывая шпалы и щебень в однородную массу, рельсы дрожат, сияют и изгибаются, словно сверкающие молнии… Лена с Шубой вошли сюда, и Кафан сразу захлопнул за ними дверь. Он остался в тамбуре шестого вагона.

Шуба вдруг облапал Лену, притянул к себе. Она увидела совсем близко растянутые в улыбке губы, жесткие волоски на подбородке. Почувствовала на себе его влажную ищущую руку.

– Уберись, – сказала Лена.

Шуба, тяжело дыша, продолжал искать. Он насмотрелся картинок в журнале и ничего не слышал. В окошке, выходящем в соседний тамбур, мелькнула чья-то рыжая голова, синие внимательные глаза.

– Там смотрят. Пошел вон.

Лена оттолкнула Шубу к двери. Он обернулся в окно, облизнул губы, сказал: «Ну ты, в общем, по-быстрому…» – и вышел, закрыв за собой тяжелую дверь.

В окошко было видно, как он разговаривает с кем-то в тамбуре. Улыбается. Во рту у него появилась сигарета, Шуба наклонился – прикурить, наверное. Голова его пропала из виду. Лена смотрела во все глаза, затаив дыхание. Она все еще боялась поверить. Боялась разочароваться.

Раз, два, три, четыре, пять.

Шуба так и не разогнулся. Зато снова мелькнули рыжие волосы.

Потом в дверь глухо стукнуло, и где-то за спиной раздались выстрелы и крики.

Клим толкнул дверь из «предбанника» и влетел в тамбур. Согнутые в локтях руки, сжимающие браунинг у левого плеча, выпрямились, как две стальные пружины, пистолет ткнулся вправо, влево. Номер второй стоял у левой двери и обалдело хлопал глазами. К нижней губе прилип дымящийся окурок.

– Руки на дверь! Ноги в стороны! – быстро и внятно проговорил Клим.

Окурок упал на пол. Кафан выдавил:

– Так это. Аа-а…

И нерешительно развернулся спиной, уперевшись в дверь большими коричневыми руками.

– Шире ноги!

Едва Кафан раздвинул свои кривули, как сзади последовал коварный удар, превративший его яйца в пылающий омлет.

…Выстрел из «моссберга» оставил в двери девятого купе дыру размером с голову, испарив куда-то дверной замок и ригель. Эхом донеслись вопли и топот в соседних купе. Сарыгин бегал по коридору, заталкивал обратно любопытные головы, запирал двери на ключ и выкрикивал:

– Федеральная служба безопасности! Отдел по борьбе с наркотиками! Никто не выходит из своих купе! Всем отойти от дверей, лечь на пол или на полки! Без паники! Организованно!.. Федеральная служба безопасности!..

Валентин просунул ствол ружья в отверстие и выстрелил еще раз. Оттолкнул дверь в сторону. Девятое купе было пусто. На месте окна болталась пустая, изрешеченная дробью рама. Сзади Чебур сказал негромко:

– Где ж твои мозги были, парень? Пусти-ка… Чебур прыгнул в купе и изящно повернулся кругом, проведя дулом пистолета быструю невидимую черту от одной стены до другой.

– По нолям, – Чебур выругался. – В окно ушел.

Он опустил пистолет и как-то странно при этом дернул головой. На лбу, у самой границы волос, вдруг нарисовалась темно-красная клякса, а на столик за его спиной с брызгами плюхнулись мозги. Чебур судорожно поднял руку, словно задумавшись, качнулся и рухнул лицом вперед; из дыры в задней стенке черепа что-то вытекло на черную вощеную туфлю Валентина.

– Что там у вас? – орал Сарыгин. Валентин отступил.

– На багажной полке, сука…

Он разрядил дробовик в потолок над собой. Панели разлетались в пыль и клочья, обнажая металлический каркас, ржавую изнанку крыши. Появился Сарыгин, скользнул взглядом по растянувшемуся на полу Чебуру. Посмотрел наверх. Сказал:

– Там никого нет.

Перезарядив ружье, Валентин стрелой влетел в купе. Багажная полка превратилась в дуршлаг. Пустой дуршлаг. Левая стенка была выломана, из темного провала доносились шум и треск.

– Он в туалете! – крикнул Валентин. Сарыгин сказал: «Да еоо!» и бросился в «предбанник».

Дверь туалета вынесло со второго выстрела, но здесь уже никого не было. В потолке зиял пролом, на полу валялись дырчатые, как пресное печенье, обломки панелей. На крышке унитаза отпечатался след ботинка. В открытое на две трети окно залетал теплый майский ветер. Валентин высунулся наружу, влепил со злости по кустам, выбив облачка зеленой пыли.

– Мы думали тогда, он ушел… а он забрался на багажную полку, сука. Как раз над нашими головами, – Валентин тяжело дышал. – Чебура снял. А потом проломил левую стенку на полке и под крышей по каркасу перебрался сюда…

– И теперь уж точно ушел в окно, – проворчал Сарыгин, оглядывая окно. – Как же так, Валентин? Обосрались по самые уши, а?.. – он высморкался в окно. – Порошок не видел?

– Где?

– Везде! – взорвался вдруг Сарыгин. – На полке!

– Нет, – покачал головой Валентин. Сарыгин подошел к окну. Заметил торчащий из рамы обломок ножа.

– А это…

Из тамбура вдруг раздался выстрел.

Лена попыталась открыть дверь, ведущую в седьмой вагон, но дверь не открывалась – может, с обратной стороны привалился Шуба, а может, дверь запер тот самый рыжий парень. Он снова появился в окошке и показал перекрещенные руки: сюда нельзя, иди обратно. Лицо у него строгое.

– Вы кто? – крикнула Лена.

За ее спиной со скрипом распахнулась дверь.

– Выметайся отсюда, мартышка. Руки за голову… Служба безопасности.

Лена увидела еще одного незнакомца. У него было белое лицо, белая, расстегнутая на две верхних пуговицы, сорочка – и быстрые глаза. В руке Лена заметила пистолет.

– Что смотришь? – сказал он ей. – Руки!

– Я только…

Бледный парень выволок ее в тамбур, развернул и воткнул лицом в стену.

– Стоять, не двигаться.

Он провел руками от подмышек до бедер, ударил «щеточкой» по ступням ног, раздвигая их шире. Лена увидела корчащегося на полу у наружной двери Кафана, его глаза выехали из орбит и шарили по потолку. В вагоне слышались стрельба и крики.

– Я знала, что вы придете, – сказала Лена. Парень ударил ее по почкам.

– Закрой рот, мартышка. Резкая глубокая боль.

– Но я ведь здесь ни при чем!.. – тихо вы дохнула она.

Новый удар.

– Стоять!

И тут произошло нечто совсем из ряда вон. Кафан, который только что корчился в позе умирающего галла, вдруг вскочил на ноги и с ревом устремился на эфэсбиста. Парень побледнел еще больше, отступил на шаг и выстрелил. Кафан словно и не заметил; он навалился на него и опрокинул навзничь, так что эфэсбист с жутким глухим звуком врезался затылком в противоположную дверь. Когда Кафан поднялся, в руке у него был пистолет, а на боку расплывалось жирное кровавое пятно. Он оперся рукой о стену и прохрипел:

– Хорошо стоишь… сучка.

Лена расширенными от ужаса глазами смотрела, как внутри у него пульсирует что-то живое, мокрое, скользкое, грозящее вот-вот вывалиться наружу. Она закричала. Кафан сплюнул, оттолкнулся от стены, встал посреди тамбура, широко расставив ноги. В этот момент ручка двери, ведущей в вагон, повернулась вниз. Кафан, не долго думая, выстрелил в дверь, схватил Лену за волосы и потащил в сторону. Лена ударила его по лицу – Кафан даже не поморщился. За дверью раздались крики и выстрелы. Из стены рядом со стоп-краном вырвало огромный кусок, брызгами рассыпались стекло и пластик.