Дмитрий Петров - Призрак киллера

Лену Володя больше не видел. Он остался в полученной им квартире и то тихо, то буйно продолжал спиваться. Остановить его вряд ли было возможно.

А у Лены действительно настала та самая сладкая жизнь, которую и обещал ей генеральный директор.

Он поселил девушку в трехкомнатной квартире прямо в центре города, рядом с парком. Квартира была уже обставлена, и все в ней было — японский холодильник, корейский телевизор, немецкий видеомагнитофон… Был мини-бар, шведский кухонный комбайн — много такого, что Лене и не снилось никогда.

Было, правда, условие. Она должна была жить одна, никого к себе не приглашать и всегда быть готовой к приему своего строгого любовника.

— Если тебе понадобится что-нибудь, ты мне сразу говори, — сказал ей Владилен Серафимович в первый же день после того, как она по его приказанию въехала сюда. Он показал Лене все в квартире, потом вручил ей крупную сумму денег и сообщил, что будет давать и больше, лишь бы она была умницей.

Лена стала птичкой в золотой клетке. А иногда она чувствовала себя зверем в зоопарке. Наряды ей покупались в любом количестве, какие она хотела. Деньги, которые давал ей любовник, были большими, и их было гораздо больше, чем она могла потратить на питание. Драгоценностей ей не дарили, но Лена не сомневалась, что стоит ей попросить, и Владилен купит ей все, что она захочет…

Только зачем все это было? Для чего нужны наряды и украшения, если она не принадлежит себе?

Сестра Наташа навещала Лену регулярно, рассказывала о том, как живет одна, как собирается заканчивать школу. Сестры болтали о разных вещах, но никогда не обсуждали подробно то, что происходит с Леной… Конечно, Лена много денег давала Наташе, она хотела, чтобы та не нуждалась ни в чем.

У Владилена Серафимовича была семья — жена и двое детей. Дети были уже большие — сын и дочь. Они не жили с родителями, а уже несколько лет учились в Америке в каком-то престижном университете и даже на каникулы в Синегорье не приезжали. Было ясно, что дети генерального директора уже не приедут жить на Родину…

А жена была здесь. Лена как-то даже видела ее на фотографии, которая выпала из бумажника Владилена Серафимовича. Он как раз раскрыл его, чтобы выдать Лене очередную порцию денег «на мелкие расходы», и оттуда вывалилась фотография. Оказывается, Владилен был очень хороший семьянин и трогательно всегда носил с собой фотокарточку любимой жены.

Жена его была пятидесятилетняя дама, располневшая и переставшая быть женщиной. Видно было по ее лицу на снимке, что эта бабушка уже ждет внуков и готова принять наступающую старость. Барсуков жил с женой в роскошном доме на окраине города, за высоким забором, куда не достигали любопытствующие взоры. Он не собирался бросать жену. Лена так и не узнала, было ли жене Барсукова известно о сексуальных похождениях мужа. Спросить об этом она не решалась. Да, кстати, Владилен Серафимович так и не разрешил своей новой любовнице называть себя по имени и на «ты». Постель постелью, рассуждал он, а дисциплина — дисциплиной… Девчонка должна знать свое место.

Он вытащил ее из грязи и нищеты, сделал своей любовницей, и теперь Лена должна была быть благодарна за это…

Он даже всегда, когда говорил о жене, упоминал о ней уважительно: «Моя супруга…»

Лена и была благодарна. Она пользовалась всем в доме, у нее были деньги, наряды и все, что угодно. Некоторое время она привыкала к своей новой жизни, потом втянулась в нее. Днем она гуляла по магазинам, играла в парке в бадминтон, если было лето, или ходила в бассейн, который принадлежал комбинату, как и все почти в городе.

Осуждали ли ее люди? Неизвестно, во всяком случае она сама этого не замечала. Ореол Барсукова был так грозен и значителен, что никто просто не осмелился бы говорить что-то осуждающее. А если и находились столь безрассудные смельчаки, то их разговоры никто не поддерживал, все боялись великого и всемогущего Владилена Серафимовича. Поди-ка попробуй вякнуть что-то против этого человека, от которого в общем-то зависит весь город!

Это в больших городах можно без зазрения совести хаять начальство. А тут, в Синегорье, такое могло быть весьма опасным. Скажешь слово, а назавтра тебя и сократят на работе. А кроме комбината, работать почти что и негде…

Днем Лена занималась собой, а вечером начинала ждать своего любовника. Владилену Серафимовичу было пятьдесят пять лет, то есть он был почти дедушкой для своей восемнадцатилетней возлюбленной. Но его это не останавливало, а только веселило.

— Я заслужил, я добился, чтобы у меня было все самое лучшее, — говорил он, похлопывая Лену по подставленному услужливо голому заду. — Вот и тебя прибарахлил…

Лена была уверена, что она далеко не первая «пассия» генерального. Кто-то уже жил до нее в этой шикарной квартире, кто-то уже ублажал седовласого Героя Социалистического Труда… Просто, вероятно, прежняя любовница то ли сама сбежала, то ли надоела любовнику и была выставлена. Кто знает? Лена старалась не особенно задумываться над этим. Она старалась угодить.

«Если уж все так получилось, — рассуждала она, стараясь быть умной, — то и незачем упираться и принципиальничать. И нечего жалеть Вовку. В конце концов, он сам отказался от меня, стоило предложить ему квартиру. Быстро сломался, не захотел быть гордым…»

А пока что быть любовницей такого видного человека было для Лены даже весьма приятно и почетно. Иногда она ловила на себе взгляды людей со стороны, которые хоть и не смели ничего сказать осуждающего, но с любопытством глядели на новую «девушку» генерального… И Лене было даже как-то лестно, что она оказалась такой знаменитой фигурой. Из простой парикмахерши вдруг вознеслась так высоко, почти что в заоблачные высоты. А Владилен Серафимович даже иногда намекал, что если Лена будет по-прежнему вести себя хорошо, то он возьмет ее с собой на Лазурный берег Франции, где у него есть, как он выражался, «маленькая хибарка»… Лена закрывала глаза и представляла себя прогуливающейся под ручку с Владиленом по набережной Ниццы… Это было как в кино. Может быть, не ошибалась покойная мама, когда говорила, что своей красотой она сумеет много достичь в жизни?

К тому же мужчина оказался что надо. Лена даже и не ожидала такой прыти от этого немолодого человека. Тогда, в первый раз, в лесу она почти ничего не почувствовала от волнения. А теперь часто, даже слишком часто испытывала блаженство с Владиленом, когда он владел ею.

Сначала ей бывало стыдно своих воплей, своих сладострастных стонов, но потом Лена сбросила с себя стыд и решила быть самой собой.

«Он ведь получает удовольствие со мной, — говорила она себе. — Почему же я должна делать вид, что мне это не нравится?»