Дмитрий Петров - Призрак киллера

— Надеетесь меня споить и таким образом что-то узнать? — усмехнулась женщина, но не убрала свой стакан, а, наоборот, пододвинула его. — Зря стараетесь. Я — журналистка, моя закалка не меньше вашей. Так что тут у вас вряд ли что выйдет.

Щелкунчик «набулькал» пятьдесят граммов в ее стакан, а Нина в это время усмехнулась и продекламировала:

— Это Симонов написал, так что вы не оригинальны в своем желании напоить журналиста и узнать таким образом от него что-нибудь. Но как невозможно было напоить Симонова, так же трудно это сделать и в отношении меня.

Нина деланно засмеялась, показывая свою веселость, но в глазах у нее по-прежнему застыли страх и недоумение — трудно забыть о том, что только что тебя попытались убить…

— Ну, вы не Симонов, а я не китаец, — ответил Щелкунчик, с изумлением глядя, как женщина взглянула на водку, плескавшуюся на дне ее стакана, и долила стакан до краев пивом…

— У вас действительно опыт, — сказал он уважительно. Кто бы мог подумать, что такая изящная женщина может пить, как сапожник…

— Так мне нельзя идти к себе в номер? — уточнила женщина после того, как они выпили. Она даже не поморщилась, настоящий товарищ…

— Нет, нельзя, — ответил Щелкунчик. — Давайте просто посидим, если уж вы все равно ничего не хотите мне рассказать. Хотя я заслуживал бы вашей откровенности.

— Откуда мне знать, правду ли вы вообще говорите? — произнесла женщина и вдруг лениво закинула руку за голову, откинувшись в кресле. Жакет она уже давно сняла и теперь оставалась в платье на бретельках, так что, когда она закинула назад руку, открылась ее подмышка с аккуратно сбритыми волосиками. Темное пятно на бледной коже почему-то поразило Щелкунчика, и он почувствовал нечто для себя неожиданное.

Прежде он просто отмечал, что Нина красива, но и все… Теперь же он вдруг ощутил подступающее желание — пока неясное, смутное, но быстро вступающее в свои права.

«Осторожно, — сказал он себе мгновенно. — Будь внимателен и контролируй себя. Кто знает… Мало ли ты уже совершил глупостей, чтобы так вот запросто расслабляться…»

Он налил еще по чуть-чуть и заметил, что рука его нервно задрожала при этом.

Если раньше Нина казалась просто усталой, то теперь она преобразилась — может быть, сыграло свою роль возбуждение от состоявшегося разговора. А может быть, чувство опасности вообще обостряет все остальные чувства в человеке… Сейчас женщина смотрела на Щелкунчика матовым изучающим взглядом, и он понял, что ее интерес переключился с разговора, с темы, непосредственно на его скромную персону. Нина как будто только сейчас получила возможность рассмотреть своего собеседника как следует и делала это откровенно, почти вызывающе.

Женщина положила ногу на ногу так, что подол платья чуть поднялся, открывая стройные крепкие ноги с чуть полноватыми икрами, округлые колени и тонкие изящные, как у скаковой лошадки, лодыжки.

Щелкунчик схватил все это одним взглядом и торопливо отвел глаза.

— Давайте выпьем, — предложил он, и они одновременно подняли свои стаканы. — Кстати, водка закончилась, — сказал он, указывая взглядом на пустую бутылку. — Пиво, правда, на донышке, но еще есть.

— А нам больше и не надо, — ответила Нина, выпив и поставив стакан на место. — Можно считать, что вечер, столь неожиданно начавшийся, состоялся.

— Что вы имеете в виду? — ошеломленно спросил Щелкунчик, который уловил в голосе женщины странные, но вполне недвусмысленные интонации. — Мы же с вами еще не поговорили о Чернякове, — добавил он, хватаясь за эту тему, как за спасительную соломинку.

Но Нина усмехнулась и безжалостно вырвала у него эту соломинку из рук.

— А что нам говорить о Чернякове? — сказала она. — Я же вам уже сообщила, что он вообще не относится к типу мужчин, которые мне нравятся. Мы могли бы поговорить о том типе, который мне нравится… Интересует, — поправилась она.

— А какой тип мужчин вас интересует? — спросил Щелкунчик, уже обреченно чувствуя, что стремительно падает в пропасть. Это же надо так утратить инициативу, так безнадежно выпустить ее из своих рук…

— Ваш тип, — мгновенно ответила Нина, вставая с кресла и приближаясь к нему. — Ваш тип, — повторила она, останавливаясь вплотную возле стула, на котором сидел Щелкунчик. — Тип мужчины, который остановил меня на лестнице, почти силой завлек к себе в комнату… Потом оказалось, что он спас от верной смерти. Что, правда, еще требует подтверждения, — хихикнула она…

Щелкунчик сидел, не поворачивая головы, но почувствовал запах духов, который исходил от ее тела. Запах был волнующий, терпкий, какой-то роковой…

— И не надо ревновать меня к Чернякову, — добавила она негромко, почти шепотом. Руки ее между тем легли на голову Щелкунчика. Потом поползли вниз, сначала на шею, потом обласкали горло и стали спускаться еще ниже, на грудь.

Пальцы Нины распустили узел галстука и забрались под рубашку, коснулись груди.

— Я не имею права ревновать вас к кому бы то ни было, — произнес Щелкунчик, и сам услышал, как глухо прозвучал его голос. — Я вам уже об этом говорил…

— Мало ли что вы говорили, — проворковала Нина, наклоняясь к нему сзади и прижимаясь своей головой к его голове так, что ароматные волосы коснулись его лица. — Но вы же хотели бы иметь такие основания. Не правда ли? Признайтесь, хотели бы?..

В ту ночь Щелкунчика вовсе не мучили комары, и не потому, что они куда-то улетели. Просто он не имел возможности замечать их…

Хорошо, что теперь лето и можно ходить в парк играть в бадминтон. Для Лены бадминтон стал единственной отдушиной, которая позволяла ей существовать.

Она уже все знала о том, что ждет ее в будущем. Прежние любовницы генерального директора немногословно, но вполне впечатляюще рассказали ей о ее перспективе. Да, собственно, Лена и сама уже все видела, так что никаких иллюзий не оставалось.

Она сидела в этой опостылевшей ей квартире и ждала, когда наступит тот ужасный момент, которого она ждала. Наверное, и все ее предшественницы сидели там вот точно так же, ожидая своей неминуемой участи — быть отвергнутыми и пойти по рукам, чтобы в конце концов оказаться шлюхами в распоряжении Владилена Серафимовича и по вызову ублажать его гостей и охранников. И все эти девушки, наверное, так же безучастно сидели тут и ждали своей участи, как и она теперь.

Так что в этом отношении Лена нисколько не чувствовала себя хуже других. Просто так складывалась ее судьба, а она с детства привыкла покоряться воле обстоятельств.