Николай Стародымов - След мстителя

Буераков достал зажигалку, щелкнул контактом, поднес листочек к голубоватому язычку пламени. Шагнул через порог. Отпустил комочек пламени, и тот спланировал на бетон ступеней. Леонид Васильевич растер оставшийся пепел носком туфли и, сгорбившись, направился к лифту. Не подав на прощание руки Александру.

— Счастливо, Леня, — бросил ему в спину Харченко.

Тот не ответил и не обернулся. Нажал кнопку и замер, дожидаясь, пока раскроются створки.

Александр хотел было вернуться в квартиру, но распахнулась дверь у соседа. Вообще-то они с соседом никогда не были между собой в особой дружбе. Что-то не заладилось во взаимоотношениях с самого начала. С чего и когда пошла у них взаимная неприязнь, они при всем желании вспомнить не смогли бы. Просто, очевидно, антипатия какая-то изначальная была. Нередко же случается, что один человек другому нравится или вызывает неприятие с первого взгляда…

Тем не менее сосед есть сосед. Здоровались, конечно, но и только.

— Слышь, Михалыч, — окликнул Петрович. Они всегда друг друга именовали исключительно по отчеству. — Деньжат не подкинешь до получки?.. Мне так, чуток, на «пузырек» только.

Петрович глядел тоскливо. Наверное, потому только и обратился, что уж очень муторно было на душе. Да и знал к тому же, что у Харченко обычно у самого с деньгами негусто.

И вдруг — единственное слово в ответ. Но оно прозвучало для соседа слаще райской музыки!

— Заходи.

Петрович бочком втиснулся в прихожую. Чутким хрящеватым носом втянул запах. Пахло спиртным, хорошей закуской и женщиной.

— У тебя гости?

По щетинистой шее алчно прошелся кадык. Александр быстро прикрыл дверь в комнату.

— Извини, не сегодня.

Сосед с похмельной многозначительностью закатил глаза. Осклабился:

— Понято! Заметано! Могила!.. Так как насчет деньжат, поможешь?

Получив несколько купюр, заторопился к лифту. Оглянулся напоследок:

— Ну ты даешь! Молоток!.. Так это, с получки сразу… Скажи еще, сколько времени: я в магазин успею или к киоску придется бежать?

— Без пятнадцати восемь, еще в магазин успеешь. Но ведь там дороже…

— Зато не траванешься.

В комнате Анастасия уже прибрала остатки ужина. На столике источали аромат чашечки с кофе, рядом дробили гранями свет, падающий от бра, хрустальные рюмки с коньяком.

— Что случилось? — настороженно поинтересовалась Стася.

— Сосед заходил, на бутылку «стрельнул».

Девушка успокоилась. Подняла рюмку:

— Давай-ка за новопреставленных… Так как же ты с Севой-то совладал? Честно говоря, даже не надеялась… Это все же не Герман и уж подавно не Павлуша.

— Какая тебе разница? Справился… Маркела жалко, он мне понравился.

— Да?.. — равнодушно обронила Стася. — А что дальше?.. Соломон?

Харченко передернул плечами. Он чувствовал, что по-прежнему чего-то не понимает. У него всякий раз возникало такое ощущение, когда встречался с ней. Вот и теперь что-то слишком откровенно разговаривает эта пигалица, слишком спокойно говорит о смертях, слишком легко принимает гибель людей, с которыми, к слову, была знакома.

— Не знаю пока, — решил подпустить туману Александр. — Наверное, хватит. Пора остановиться. В конце концов, что такое Соломон? Он ведь убийц не нанимал, попытался Анну Валентиновну всего лишь продать. Даже не ее лично, а возглавляемый ею магазин. В бизнесе, в торговле это, насколько я понимаю, случается сплошь и рядом… Ну а то, что струсил, не вступился за нее, — так это не такой уж смертный грех. Если всех трусов убивать…

Говорил, а сам исподволь наблюдал за ней. Она была для него закрытой, он о ней ничего не знал. И ее поведение для него не просчитывалось.

— Странная логика, — напряглась Стася. Она, несомненно, ожидала другого решения. — Выходит, смелых надо убивать, а трусов только презирать! Что ж удивительного при таких рассуждениях, что у нас не осталось смелых, а господствуют трусы.

— Так было во все времена, — философски ответил Харченко, отхлебнув кофе. — Всегда смелые гибли, а трусы отсиживались за их спинами.

— Да? Может быть. Но сейчас вина Соломона не меньше, чем вина остальных.

Так и есть: она и в самом деле желала бы смерти Соломона.

Какой же любопытный получается расклад: всем выгодна нынешняя деятельность Александра Харченко! Официальная милиция не в силах добраться до преступников законными путями, а потому просит «замочить» пару-тройку мафиози, обещая за это едва ли не амнистию. Полукриминальным структурам в лице хотя бы той же Стаси не менее, если даже не больше, выгодны эти смерти, потому что «акулы» покрупнее держат их на коротком поводке. Да и сами «авторитеты», нет сомнения, тоже не против того, чтобы кто-то со стороны чуть почистил их ряды, — конечно, при условии, надеется каждый, чтобы это не коснулось его лично.

Даже Аннушка с того света подталкивает его к мести, хотя, в отличие от Харченко, она была крещеная и изредка декларировала сентенции типа «Бог все видит и каждому воздаст по заслугам»… А между тем месть — действо отнюдь не христианское. Или там, за чертой, отделяющей мир живых от мира мертвых, она пересмотрела свои взгляды?

Ну а сам ты как, Александр? К чему придешь? Какое решение примешь в отношении неведомого тебе Соломона? Простишь? Или пойдешь до конца?

Харченко не успел ответить. Он не успел даже мысль додумать до конца.

На улице тоскливо взвыла милицейская сирена. Оборвала тревожащие звуки где-то неподалеку. По нынешним временам событие настолько ординарное, что Александр поначалу не обратил на сирену никакого внимания. Пока не поднял глаза на Анастасию. Та сидела бледная, нестороженно глядя в сторону окна. На лбу мелко проступили капли пота.

Что-то случилось.

— Что там?

Стася коротко взглянула на него и тут же опустила глаза. Нервно передернула плечами:

— Не знаю.

Харченко ей не поверил. Решительно поднялся с места, подошел к окну. Сквозь густую крону разросшегося у подъезда дерева ничего видно не было. Тогда он направился к двери. По пути, поколебавшись, достал с полочки для шляп пистолет, сунул его под рубашку за пояс.

— Оставь оружие!

Она уже овладела собой. Была по-прежнему бледна, но выглядела уже спокойнее.

— Почему?

— Оставь оружие. И вообще, лучше бы тебе не выходить сейчас.

Помедлив еще мгновение, Александр положил пистолет на место. Выглянул на лестницу. В тот же миг разъехались створки лифта. Из ярко освещенной кабинки показался взбудораженный Петрович. Глаза его лихорадочно блестели. В потрепанном пакете, зажатом в руке, обозначалась бутылка и еще что-то.

— Что там стряслось?

— Да там, возле подъезда нашего, вроде как убили кого-то, — охотно сообщил Петрович. — Я еще за «пузырьком» бежал, смотрю, на скамейке мужик какой-то сидит, задумчиво так смотрит. А к нему девка какая-то, здоровая такая, подходит. Я и внимания не обратил: мало ли какие дела у кого есть, а у меня магазин закрывается. А обратно иду, а там уже милиция и «скорая» стоят. Оказалось, тот мужчина убит… Ты представляешь — средь бела дня прямо… Оно, конечно, сейчас не день уже, но ведь светло совсем еще…