Николай Стародымов - След мстителя

Когда стало ясно, что они свернут в сквер, Харченко бросился вперед, обежал угловую башню и нырнул в кусты. Ночные аллейки были пусты. Яркий свет фонарей с трудом пробивался сквозь густую листву. Было тихо, сумрачно, прохладно. Пахло пылью и листвой. Тянуло свежестью от недавно политого асфальта.

Подруги появились на аллейке совсем рядом. Александр едва успел среагировать. Но все же успел.

Он шагнул из-за куста, произнес скороговоркой:

— Это тебе за Буеракова!

И вонзил длинную пилочку для ногтей точно в шею Лизаньке. Мгновенно отпрянул, уклоняясь от мощно ударившей струи горячей крови.

Анастасия не обманывала. Если бы Лизанька не обнимала-поддерживала обеими руками подругу и патронессу, наверное, Харченко не совладал бы с ней так просто. Она даже успела дернуть руку к сумочке.

Но было слишком поздно.

Из проколотой сонной артерии кровь толчками выплескивалась на Анастасию, которая с полузакрытыми глазами позволяла вести себя домой. В первое мгновение она ничего не поняла. Лизанька вдруг навалилась на ее плечо, начала сползать на землю, цепляясь руками за сарафан подруги. В трепещущем свете фонарей было видно, как из пробитого горла толчками пузырится темная пена, у уголков рта скапливались готовые пролиться струйки…

Анастасия, ничего не понимая, наклонилась к обнимающей ее колени, сучащей по асфальту туфлями подруге.

И тут темноту прорезала резкая вспышка света. Потом еще раз. И еще. Яркие молнии фотоаппарата высвечивали последовательно: склонившуюся над упавшим телом худенькую фигурку; обернувшееся на вспышку перекошенное ужасом лицо; вскинутую руку, пытающуюся защититься от вспышек; ту же фигурку, пытающуюся убежать… И при каждом разряде вновь и вновь проявлялась лежащая на асфальте залитая кровью женская фигура.

Хорошо, что Анастасия не вскрикнула, — Александру не пришлось ей зажимать рот. Догнал он ее тут же, в несколько прыжков. Грубо схватил за руку.

— Слушай меня! — проговорил быстро. — Теперь не я у тебя, а ты у меня в руках. Твои фотографии будут в надежном месте. Вздумаешь подослать ко мне своих костоломов — снимки окажутся где положено. Лизанька убита твоей маникюрной пилочкой. Но сам набор тоже остался у меня. Пока он не окажется у сыскарей, тебе ничего не грозит… Захочешь повидаться — милости прошу! Но только без фокусов.

— За что ты ее?

Вопрос прозвучал уже в спину торопливо удаляющемуся Александру. Тот на мгновение притормозился. Даже повернулся к ней, теряя драгоценные секунды.

— А ты не поняла? Все просто. Леонид мне помогал мстить за Анну. А вы его убили. Благодари Бога, если ты, конечно, в него веришь, что когда-то взяла с меня слово не трогать Анастаса…

И он заспешил домой.

В комнате он быстро разделся, осмотрел одежду. На пестрой материи на рукаве рубашки темнело несколько капелек впитавшейся крови. Можно было бы попросту не обратить внимания. Но «горят» чаще всего именно на подобных мелочах! А потому лучше было от опасной одежды избавиться.

Александр отодрал рукав, отложил его в сторону. Подсунул под истерзанную рубашку какую-то железку, поставил на нее утюг, включил его. Скатал и спрятал на место матрас. На кухне извлек из духовки металлический противень, положил в него отодранный рукав, облил его водкой и поджег. Скомканная материя подернулась голубоватым пламенем. Между тем из комнаты потянуло паленым. Подбежал, убрал утюг. На материи явно обозначилось обожженное пятно. То, что необходимо!

Теперь можно без опасения выбросить оба куска материи в мусорное ведро. Поставил его так, чтобы видно было. Спрятал противень.

Аккуратно перемотал пленку в кассете. Извлек ее. Спрятал все в ту же забытую Анастасией косметичку. Засунул ее в то же ведро, под горелый мусор. Этой ночью в общем-то ожидать визит костоломов вряд ли следует. Тем не менее перестраховаться не мешает. Ну а мусор они вряд ли полезут ворошить. Вот если милиция пожалует с обыском — обязательно. Но если прибудут муровцы, Харченко так или иначе будет конец. Если они заявятся, то не просто так, а только в случае, если у них будет явный повод для подобного визита.

И последнее. Александр тщательно вымыл свои кроссовки, особенно ребра протектора, спрятал их в шкафчик. А у двери поставил свои видавшие виды туфли, давно немытые, кое-как намазанные кремом.

Потом призадумался. Кроссовки, конечно, жалко. Но лучше не рисковать. Он опять их достал. Поднатужившись, отодрал у одной из них подошву. Завернул оба в газету. И лишь тогда направился к двери.

Пора заканчивать формирование алиби. Стараясь не шуметь, он вышел из квартиры.

Пробрался к мусоропроводу, бросил сверток с испорченными кроссовками в темную гулкую трубу. Вернулся к порогу. И лишь тогда громко распахнул дверь на лестницу и вызвал лифт.

— Счастливо, лапонька! Буду рад тебя видеть в следующий раз! — известил он на всю лестничную клетку.

Протянул руку внутрь раздвинувшейся двери, нажал кнопку. Створки захлопнулись.

А Харченко ткнулся в дверь к соседу. Решительно позвонил.

— Кто там? — прохрипел нетрезвый голос.

— Открывай, Петрович, я сегодня гуляю, — орал отставной майор. — Пошли добавим!

— Пошел ты… — обматерил его сосед. — Ночь на дворе! Сколько времени?..

— А мне плевать на время! У меня сегодня праздник, — не унимался Александр. — Ну, не хочешь, хрен с тобой! А то у меня есть…

Дверь распахнулась. В темноте в предвкушении дармовой выпивки двигался хрящеватый нос.

— Ну ладно, давай по маленькой, — согласился сосед. — Только тихо, а то моя проснется…

— А мы и ей нальем!

— Это она нам вливание сделает, — скаламбурил Петрович.

В прихожей он опять потянул носом.

— Что у тебя горело-то? — спросил равнодушно, просто чтобы спросить.

— А ну его, — весело орал Александр. — Подругу хотел проводить, начал рубашку гладить… А куда мне в таком состоянии!

— Прожег?

— Ага! — радостно сообщил Харченко. — Насквозь. Пришлось выбросить. Вон, в ведре валяется… Да леший с ней, пошли в комнату!

Постель, разостланная на двоих, небрежно сбитые подушки, скомканная простыня произвели на соседа необходимое впечатление.

— Хороша хоть? — поинтересовался завистливо.

— Лучше не бывает!

Он щедро налил Петровичу полстакана. Тот облизнулся, алчно прищурился и влил в себя водку. С удовольствием крякнул. Все же «Смирновская № 27» — это не дешевка, пахнущая ацетоном…

Наконец произошло то, чего так ждал Александр. Дверь без стука распахнулась, и в квартиру, небрежно запахнув потрепанный халат, влетела жена Петровича.

— А ну пошел домой, алкаш чертов! — выхватила она взглядом стакашек в руке супруга.

— Ты, Любк, слышь, не надо шуметь, вишь, у человека праздник…