Николай Стародымов - След мстителя

— Я знаю. Его фамилия Буераков. Леонид Васильевич Буераков.

— Буераков? Я его немного знаю. Мы с ним пару раз пересекались, — покивал Васильковский. — Толковый мужик. Из «волкодавов» — если вцепится, не отпустит.

Характеристика заставила Александра слегка поежиться. Если Буераков дознается, что Харченко заходил в кабинет к Анне, бывший муж автоматически окажется в числе подозреваемых. Всем известно, что он здорово закладывает за воротник и постоянно нуждается в деньгах. Кроме того, Анна в последнее время жила с молодым любовником, так что еще и ревность без проблем можно «пришить».

Михаил его движения не заметил, продолжал характеризовать следователя:

— В общем, я думаю, он вполне может и сам, без тебя, дело раскрутить. Только нас, «частников», не любит… Ну да ладно, коль тебе не терпится самому взяться, я сажусь на телефон и начинаю действовать. Об одном прошу: пока не будет от меня звонка, ничего не предпринимай. Договорились? Ведь может получиться, что в твоем вмешательстве не будет нужды… Ты сейчас домой?.. Хотя погоди, тебе, пожалуй, лучше сегодня одному дома не оставаться… Может, у меня переночевать останешься?

— Спасибо. До ночи еще далеко. Не хочу я с Валентиной встречаться.

— Есть резон, — понял его Михаил. — Ты сейчас как, один живешь?

— Один.

— Плохо. Может, к друзьям куда рванешь?.. В общем, смотри сам. Только обязательно мне сообщи, где тебя разыскивать. Хорошо? Еще раз прошу: пока ничего не предпринимай. Может, Буераков уже что-то нашел, тогда ты только подставишься. Имей в виду: по всей вероятности, он тебя завтра-послезавтра вызовет на допрос. Все же бывший муж…

— Понятно. Ну а ты, если что узнаешь, звони. Я буду дома. И буду ждать твой звонок в любое время дня и ночи. В крайнем случае, если вдруг отлучусь куда-нибудь, по определителю пойму, что ты меня разыскивал.

— Договорились.

Михаил проводил Харченко до двери. И только там, пожимая другу руку, буркнул:

— Не умею я говорить слова сочувствия. Но ты держись, Саня. Всю жизнь у вас все как-то нелепо было. И сейчас… Такая женщина — и такая смерть…

— Не надо слов, Миша. Мне они не помогут. Ты мне только чуток с информацией помоги. А уж там я… Ох, что я с ними буду делать…

Александр неловко махнул рукой и вышел на площадку. Ссутулившись, чуть боком, тяжело побрел вниз по ступенькам. Михаил потоптался еще немного, колеблясь — не вернуть ли его. Не стал. И, захлопнув дверь, сразу направился к телефону.

Харченко подошел к своему подъезду и остановился. Присел на скамейку под густо разросшимся деревом. Ему тяжело было входить в постылую пустую квартиру, где провел столько одиноких дней и ночей, куда сегодня, только затеплилась у него надежда, могла вернуться жена. Когда он представил себе нынешний бесконечно длинный вечер, который придется провести наедине с самим собой в осточертевших четырех стенах, стало не по себе. Он ясно осознавал, что, если переступит порог, непременно достанет из холодильника бутылку и выпьет водку. Не сразу, постепенно, без закуски, лишь запивая противно отрыгивающейся хлоркой водой из крана, ощущая, как с каждой очередной рюмкой на душе становится все тоскливее, а в мире все более одиноко… А потом отключится в тяжелом хмельном сне. И тогда уж точно пропустит, не услышит звонок Михаила.

Звонок же пропускать никак нельзя. Но и сидеть в тоске тоже невозможно.

Так что же, и впрямь к Наташке идти? После того что сегодня произошло, она непременно его ждет. Но после всего того, что сегодня произошло, ему идти к ней было бы подло… «Подло», — повторил Александр про себя. И заколебался: а почему, собственно? По отношению к кому подло? По отношению к Наташке? Так он ей ничего не обещал и обещать не собирается. По отношению к Анне? Это несерьезно: ее уже нет и ей там, в эмпиреях, теперь глубоко безразлично, что происходит на бренной земле, которую она покинула всего-то шесть или семь часов назад. По отношению к себе… Но почему? Вдов утешают в постели… А вдовцов?

Все это было так. И все равно к Наташке идти не хотелось. Ведь ей пришлось бы объяснять, кем для него была Анна. А заодно рассказать, как и почему они разошлись… Нет, не хотелось.

Подумал так Харченко и ощутил вроде как легонькое дуновение. Вроде как коснулся кто-то невидимый его щеки прохладными губами. Вроде как одобряя или благодаря за такое решение.

Тьфу, черт, прямо мистика какая-то.

Короче говоря, вариантов не было. Пришлось идти домой, дав себе честнейшее и крепчайшее слово, что пить не будет. Ну, если только чуть-чуть…

Уже давно не глядел Александр на свою квартиру более или менее трезвыми глазами. Грязь, пыль, мусор, натоптано… При Аннушке здесь все блестело. Ну а тем шаболдам, которые время от времени появлялись в квартире, было не до наведения чистоты.

Пенсионер решительно взялся за веник и тряпку. И через какое-то время квартира приобрела более или менее приличный вид. Тогда Александр быстро перестирал всю груду носков, которая уже давно кисла в грязно-мыльной жиже в тазике. Переодевшись в старенькие спортивные штаны, щеткой и стиральным порошком отдраил в ванной обе пары брюк и джинсы… Сливая мутную воду, Александр вдруг сообразил, что, если придется сегодня куда-то идти, сделать это будет просто не в чем, — но было уже поздно.

Телефон все не звонил.

Тогда Александр из беспорядочно сваленного в ящики комода белья достал несколько измятых рубашек, поставил доску и старательно их отутюжил. Заодно прошелся утюгом по галстукам и носовым платкам…

А потом не выдержал. Прошел на кухню, решительно распахнул дверцу и выхватил из гнезда бутылку. «Не чурбан же я бесчувственный, нервам после нынешних треволнений необходима разрядка, — успокаивал себя. — Ну а какое лучшее лекарство от нервов, как не водка?»

Стоп! Харченко решительно отставил вожделенный «пузырь» в сторону. Прошел в комнату, к книжному шкафу, начал быстро перебирать знакомые корешки. Когда-то почти все их перечитал. А в последнее время, когда умную книгу в последний раз в руки брал?.. Где-то здесь… И достал спрятанную между коленкором обложек фотографию. Анна глядела надменно, свысока. Прекрасная и недоступная. Как всегда.

Александр примостил гнущуюся картонку на письменном столике, оперев ее на будильник. Притащил стакан водки, тот самый, что с утра остался, и накрыл кусочком батона — черного хлеба не было. И почувствовал облегчение — теперь он имел законное право выпить. Не казнить себя при этом за то, что нарушает данное самому себе слово.

— Прощай, Аннушка, — сказал он вслух фотографии. — Пухом тебе, как говорится…

Но выпить не успел. Резко и гулко в тишине грянул телефон. Александр поспешно схватил трубку, не взглянув даже на определитель номера.