Кэролайн Грэм - Смерть под маской

— Будьте с этим поосторожнее, — предупредил Арно, — захватите амулеты.

— Непременно, — ответила Хизер. При этом она сама и ее муж Кен суеверно коснулись кристаллов горного хрусталя. Наподобие третьего глаза они сверкали, приклеенные к кожаным головным повязкам на лбах у них обоих. — Последний раз, когда мы высвободили энергию, перед нами предстал Илларион и передал сообщение невероятной мощности. Он… он весь… лучился, правда же, Кен?

— Угу, — невнятно подтвердил тот, запивая отруби компотом. — Обрисовал события на тысячу лет вперед, плюс межгалактические военные планы Марса. Горяченькое нам предстоит тысячелетие.

— А ты, Джанет? Какие у тебя планы?

— Сегодня такой чудный день! Пожалуй, съезжу в Каустон, нашей Мэй нужны новые иглы для вышивки. Может, съездишь со мной, Трикси? Мы могли бы потом погулять, пройтись по парку и съесть мороженое. — Джанет обращалась к девушке, сидевшей рядом с Арно, но та ей не ответила.

У Джанет было вытянутое, костистое и какое-то голодное лицо. Оно было способно выразить лишь два вида эмоций — либо полное равнодушие, либо, напротив, крайнее волнение. Почти бесцветные зрачки были едва различимы на бледно-голубом фоне глаз, а жесткие волосы напоминали шерсть эрдельтерьера. Арно отвел глаза, ему было тяжко смотреть на это выражение страстной преданности. Сам навеки покоренный роскошным бюстом и влажно сияющими очами мисс Мэй Каттл, он сразу распознавал подобные признаки у других, а Джанет являла собой классический пример подобной преданности.

Не дождавшись ответа, Джанет встала из-за стола и принялась собирать уродливые, неумело раскрашенные миски — жалкий результат посещения ею курсов практического гончарного ремесла в первые месяцы ее вступления в общину. Она ненавидела эти миски и всегда обращалась с ними небрежно в надежде расколоть хоть сколько-нибудь из них, но они упрямо отказывались разбиваться. Даже в руках у Кристофера, который умудрился переколотить почти весь сервиз Мэй Каттл, они оставались целехоньки.

— Поскольку у Сугами день рождения, то ты наверняка приготовил ей какой-нибудь сюрприз, не так ли, Кристофер? — проговорил Арно, обращаясь к сидевшему напротив него юноше, и лукаво улыбнулся (о взаимных чувствах этой пары здесь знали все).

Обычно откровенный и общительный, Кристофер, казалось, смутился.

— Даже не знаю, — с запинкой выговорил он. — По-моему, уже и так слишком много всего планируется.

— Но ты наверняка захочешь ее куда-нибудь пригласить? Может, на пикник к реке?

Кристофер промолчал, зато Джанет, которая собирала со стола крошки ржаного хлеба, отрывисто рассмеялась. Ее костлявые пальцы судорожно скатывали крошки в тугой шарик. В детстве ей часто говорили, что у нее руки пианистки, но ей никогда не приходило в голову это проверить. Смех получился неестественным, в нем явно чувствовалась зависть.

— Ты не веришь в любовь, Джанет? — спросила Трикси. Она тоже рассмеялась, но весело, и тряхнула гривой кудрявых светлых волос. Блестящие розовые губки, длинные накрашенные ресницы придавали ей сходство с дорогой фарфоровой куклой. Джанет принялась сметать в кучку на край стола просыпавшиеся остатки мюсли. Стол был настолько старый, что посередине него образовалась довольно большая трещина, и несколько орешков просыпалось на пол. Джанет сначала решила не лезть за ними, пусть все думают, что это от «недостатка навыков» (выражение это было в ходу среди членов общины, его употребляли ради предотвращения ссор и споров). Трикси чуть откинулась на стуле, заглянула под стол и с шутливой укоризной мило надула губки.

Джанет унесла миски, вернулась со щеткой и совком и полезла под стол, обдирая коленки о грубые доски. Десять ног. Шесть мужских и четыре женских. Мужские: одна пара носков, свалявшихся от частой стирки, со слабым запахом камфарного масла, другая из белого хлопка, третьи — бежевые, с ворсом; и шесть грубых сандалий. Теперь женские: высокие шнурованные сандалии с каббалистическим рисунком и тапочки с Микки-Маусом. Носочки совсем коротенькие, едва достигающие изящных щиколоток, голубые джинсы закатаны до колен и золотистый пушок на недавно выбритых голенях.

Сердце Джанет вдруг бешено заколотилось, и она торопливо отвернулась, чтобы не видеть молочно-белые икры и хрупкие косточки лодыжек, такие по-детски трогательные, такие по-птичьи тоненькие, что казалось, вот-вот переломятся… Щетка чуть не выскользнула из внезапно вспотевшей ладони. Она протянула руку, на мгновение коснулась тонкой полупрозрачной кожи и произнесла: «Поберегите ноги», прежде чем отодвинуть Микки-Маусов в сторону. Обычное проявление заботы в ее устах прозвучало как сердитое замечание.

— А ты сам-то что для себя наметил, Арно? — спросил Кристофер.

— Я? Я продолжу работать с Тимом, — ответил тот и принялся собирать тяжелые квадратные солонки из камня и ложки с роговыми ручками. — Сейчас мы мастерим новый соломенный козырек для пчелиного роя. (Все члены общины были вовлечены в активную творческую деятельность.)

— Сколько сил вы на это тратите, — пропищала Хизер.

— Ничего особенного мы не делаем, — в замешательстве отозвался Арно.

— Прошлой ночью мы провели для Тима небольшую астроцеремонию, верно я говорю, Хизер? — сказал Кен.

— Да-да. Мы целую вечность держали его в космическом луче.

— Затем мы подсоединили его ауру к златоликой богине безмятежности, к Порции.

Оба были переполнены исключительно позитивными эмоциями, и Арно оставалось только одно — поблагодарить за соучастие. Ни Биверсы с их беспардонным апломбом, ни сама богиня Порция Тиму ничем помочь уже не могли. Никто не мог. Оставалось одно — просто его любить. Это было уже кое-что, но недостаточно для того, чтобы помочь ему выбраться из мрака.

Указывать на это чете Биверсов тоже было бессмысленно, потому что практикой позитивного мышления они владели в совершенстве. Мрачные мысли и сомнения им были чужды, а если возникали, то немедленно подвергались уничтожению. Нежелание признавать, что такие оттенки, как серый, не говоря уже о черном, имеют право на существование, сделало их непробиваемо самодовольными. Решение проблемы не представляло для них никаких сложностей. Оно предполагало только три стадии: изложение проблемы, ее максимальное упрощение и незамедлительное решение. При этом каждая из этих стадий была щедро сдобрена сочувствием, с упором на слабые места персоны, сладким, как мед и простым, как глоток кофе.

— Рада, что сегодня не моя очередь дежурить на кухне, — заявила Трикси. — Могу спокойно посидеть в «Черной лошади» и позволить себе выпить чего-нибудь вкусненького. Думаю, сегодня нам всем бы это не помешало.