Александр Фишман - Мертвые головы

— Ну-у, залопотал!

— К тому же ты с Витей общаешься. И с этим, как его… Мишаней. И негритяночку что-то уж больно расхваливаешь. Короче, приходи, я тебя на СПИД проверю.

— Смотри-ка! У нашего Парацельса чувство юмора прорезалось! — насмешливо проговорил Кирилл. — Точнее, проклюнулось!

— Не все же тебе других клевать! — улыбнулся целитель.

— Так-так-так… Решил на меня хвост поднять! Имбецил с атрофированным мозжечком решил потягаться с мастером спорта…

Доктор протянул к Кириллу руку, но недостаточно быстро, тот отскочил и встал в стойку, шутливо выпятив челюсть и подняв плечи.

— Иди сюда, горилла! Сейчас из твоей тыквы мозги брызнут!

Доктор сделал к нему шаг, но Кирилл снова отпрыгнул вглубь коридора.

— Что, испугался? Это тебе не пациентов под наркозом резать! Ну иди, иди, павиан недоношенный! Я из тебя мигом павианиху сделаю.

Из комнаты с любопытными лицами выглянули девочки. Поняв по виду Доктора, что они не одни, Кирилл опустил руки и улыбнулся.

— Как там на улице, Док? — вежливым тоном поинтересовался он.

— Холодина. Утром едва машину завел… Она отвыкла от такого…

— Странно, что эта рухлядь у тебя вообще заводится…

— Не хуже твоей…

Увидев, что мужчины шутят, девочки потеряли к ним интерес.

— Слушай, Кирилл, — проговорил Доктор, когда те вновь скрылись в комнате. — С какого потолка ваш Витя обо мне что-то вынюхивает?

— С чего это ты взял?

— На работу ко мне приходил… Выспрашивал… Что делал в тот день, что в другой. Коллеги описали… Он, больше некому… Зачем?

— Он у нас детектив-любитель. В Шерлока Холмса играет.

— Неужели он мог подумать, что я… Что я… Нет, серьезно…

— Да ладно, ерунда, не бери в голову. Он и меня проверял, подумаешь…

— Надо же… "Голубой", а туда же…

— О, дружище! Я и не подозревал, что ты махровый гомофоб!

— Да нет… Зачем… Пусть себе… Мне нет никакого дела… Это его проблемы…

— Вон ты, оказывается, какой! А Мамочка еще считала тебя культурным человеком! А культурные люди, по самой своей сути, должны толерантно относиться к подобного рода проявлениям. Где твоя снисходительность, мон шер!

— Конечно… Я понимаю… Это на генном уровне и все такое… Природа, куда деваться…

— Вот именно!

— Ты прав… И все же…

— И все же?

— Если ты педик, сиди и не высовывайся! Тем более, если ты… Ну… По вызову… И нечего… К порядочным людям… На работу… Компрометировать…

— Славно ты пригвоздил всю эту гей-братию, добрый человек!

— Ты только не подумай… Я вовсе не призываю… Пусть раз так вышло…

— Ладно, гуманист, иди уж. Тебя больные ждут не дождутся.

— Пока.

Выпуская Доктора из дверей. Хлебосолов увидел, что по лестнице подымается Петр.

— Погоди, не закрывай, — окликнул его инвалид, с трудом штурмуя лестничный марш на своем протезе. — Последний рывок!

— Что, лифт не работает? — спросил его Доктор, безуспешно нажимая на кнопку вызова. — Х-м, и действительно…

— Сломалась, железяка хренова! А иначе с чего бы я сюда пехом перся! Я что, Алексей Маресьев, чтоб ему повылазило!

— Кому? — усмехнулся Хлебосолов. — Герою Советского Союза?

— Дурень! Лифту, конечно!

Бывший сапер уже одолел свою вершину и теперь отдыхал, навалившись на перила.

— Странно… — произнес Доктор. — А когда я подымался, он был исправен.

— Закон подлости… — вздохнув, произнес инвалид. — Вечная история.

— Это смотря по отношению к кому! — поднял указательный палец Хлебосолов.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что по отношению к тебе — закон подлости, по отношению к Доктору — закон везения и удачи. А ты говоришь — вечная история.

— Ну у него-то две ноги! И наверняка обе здоровые!

— Извините, пожалуйста! — сыронизировал хирург, разучившийся за долгие годы ампутационной практики сюсюкать и заигрывать с больными. — Я не виноват!

— Само собой, — не раздумывая согласился Петр. — И я не виноват. Жизнь так устроена. Но и она не виновата. Никто не виноват.

— Ладно, устроили тут философский диспут на лестничной площадке! — прервал диалог Хлебосолов. — Давайте расходиться. Ты туда, а ты сюда.

Он провел Петра на кухню, усадил на табурет, сам примостился у излюбленного подоконника, достал сигареты, протянул гостю, закурил сам.

— На улице — холодина собачья! — с наслаждением выпуская дым через ноздри, произнес Петр. — Настоящая зима!

— Замерз? Хочешь чего-нибудь горячего? Чайку, кофейку?

— Да нет, спасибо.

— Водки нет. Извини, конечно, но здесь не держим. Мамочка…

— Да ну, какая водка! Я за рулем. Не суетись, все нормально.

— А Михаил здесь?

— Да нет.

— Он ведь тоже тут охранником, как и ты?

Кирилл удивился, что Алка не объяснила своему другу, кем в действительности был Мишаня. Значит, была не болтливой.

— Вроде того, — уклончиво ответил он. — Он тебе нужен для чего-то?

— Нет, я так…

— Ты по какому-то делу пришел или просто потрепаться?

— Просто… Потрепаться…

— В нашем салоне новое поступление, — хмыкнул Хлебосолов. — Две смазливые дебютантки. Может, хочешь… взглянуть?

— Нет! — почти испуганно отреагировал Петр. — Во всяком случае, не сейчас. Может быть, потом. Позже… Когда-нибудь…

— Угу, — кивнул Кирилл. — Тебя можно понять… — Он больше не знал, что сказать.

— Ничего, — как-то грустно ухмыльнулся Петр. — Жизнь продолжается.

— Золотые слова, — сказал Хлебосолов и вспомнил, что недавно уже говорил эту фразу. Причем, как ему сейчас показалось, в обоих случаях, он произнес ее не к месту.

— Слышал, у вас еще одна девочка пропала. А, Кирилл?..

— Господи, ты-то откуда это услышал!

— Земля слухом полнится. Это уже третья. Пока третья…

— Да может, она жива. Ты ведь ее не знаешь, а она такая…

— Ну почему же не знаю… Знаю.

— Откуда?

— Я с ней… Я ее… В общем, заказывал. Давно, пока с Алкой не познакомился.

— Понятно…

— И брось со мной как с недоделанным говорить. Я ведь в физическом плане инвалид, а не в психическом, не в интеллектуальном. Это у меня ноги нет, а голова есть, голова на месте. И я прекрасно понимаю, что ты считаешь так же, как и я…

— Что считаю? — без малейшего интереса, как бы по инерции, спросил Кирилл.

— Что Юлька — звено все той же цепи. Или единица все того же ряда, как тебе будет угодно. Есть, что возразить на это?

— Допустим, я допускаю такой вариант. Как тебе нравится тавтология "допустим-допускаю". Симпатично, не правда ли?

— Я не филолог, и если честно, мне глубоко плевать на это.

— Я филолог, но мне тоже плевать. Что дальше? Продолжай.

— Да я все о том же: надо искать убийцу. Или убийц. Вот и все.

— Сколько уже времени прошло после смерти Аллы? Напомни-ка.

— Я понимаю, на что ты намекаешь, — кивнул Петр. — Хорошо понимаю.