Александр Фишман - Мертвые головы

— Пропадает Юлька…

— Да, пропадает Юлька. Сто к одному, что она не просто пропала, а пополнила все тот же скорбный список. Ты поначалу пытаешься убедить других и себя, что, может быть, это не так, но в результате даешь убедить себя в обратном.

— Просто мне не хотелось лезть во всю эту кашу… — поморщился Кирилл.

— Я представляю. У тебя отсутствовал личный мотив как у инвалида, и у этого… Второго гомика… Здорового… Как его…

— Мишаня.

— Ну, пусть Мишаня. Теперь у него тоже есть личный мотив. Так он тебе заявил?

— Так.

— Да и у Мамочки. Она боится потерять свой бизнес. Это тоже серьезная мотивация. А у тебя никаких личных побуждений не было.

— И кроме того…

— И кроме того, ты был абсолютно согласен с этим… с Мишаней, что сыском должны заниматься профессионалы. Ты, конечно, пообещал этому инвалиду…

— Петру.

— Петру, что поможешь ему в поисках, но сделал это скорее из сострадания, чем в действительности собирался что-то предпринимать. Так ведь?

— Ну почему… Я бы поспрашивал людей, поузнавал бы…

— Ага. Словом, потолок бы воду в ступе. И остался бы на том же самом месте, где застрял твой одноногий. Мало гореть жаждой мести, надо еще знать что делать.

— Хотелось бы тебе возразить, да не получается. Дуй дальше.

Доломанов выпил стопку водки, зажевал принесенным Кириллом сыром.

— Дальше? А дальше убивают Витяшу, и это в тебе что-то переворачивает на сто восемьдесят градусов. Нет, он для тебя ничем не ближе, чем эти алки, ирки, юльки. Погибни он первым, ты бы и не вздрогнул. Но он уже четвертый. Четвертый! От этого ты уже не можешь отмахнуться. И если про девчонок ты, как и наверняка их подружки, где-то в глубине души подумывал, что те сами где-то "накосячили" и поплатились за свои "косяки", то про Витяшу ты так подумать не мог…

— Ничего подобного я тебе не говорил! — возмутился Хлебосолов.

— Да и не надо! Что я тебя, первый год знаю? Не-ет, Авдей Доломанов людей насквозь видит! И еще вглубь на три метра!

— Не лопни от собственной значимости. И не гони отсебятину.

— Погоди, — отмахнулся Авдей. — Ведь Витяшу за что убили?.. Нет, сначала другой вопрос: девочек за что убили? Первым делом необходимо установить мотив. Установишь мотив, все остальное подтащишь им как магнитом.

— Ну, это как раз вопрос не из самых сложных. Мотив ясен.

— Деньги?

— Они, родимые. Все трое имели сбережения. Потом их не оказалось.

— Могли так запрятать, что их просто не нашли. Или должники, прослышав о смерти, не спешат объявляться. Нет, ты не подумай, я не ставлю под сомнение твою версию, я наоборот, с целью ее укрепить…

— Понятно. Про Алку точно известно, что она ссудила кому-то деньги под проценты. Но долговой расписки нигде нет. Ирина тоже всю дорогу чего-то мышковала. Юлька собиралась купить квартиру, делилась планами с Доктором. И тоже никаких расписок. Юлька, уже зная о гибели двух подруг, ничего не опасалась. Выходит, нечего ей было опасаться. Почему версия с маньяком не прокатывает, я тебе уже объяснял. У Ирины из дома ничего не взяли, с Алки ничего не сняли — почему? Значит, завладели чем-то более ценным. Вот такие примерно умозаключения на этот счет.

— Но к Витяше все это не относится, — выслушав, произнес Доломанов.

— К Витяше не относится. Его деньги Мишаня передал мне, а я — родителям.

— И вот теперь вернемся к первоначальному вопросу: за что его убили?

— Мы ведь исходим из того, что это дело рук одного человека?

— Вероятность совпадения исключить нельзя, но пока мы ее отринем по причине очень низкого коэффициента. Так что получается?

— Получается, что его убили из-за того, что он что-то узнал.

— Логично. Но вернемся к этому чуть позже, если ты не возражаешь.

— Как угодно.

— А пока скажи-ка мне вот что. Кто из известных тебе мужиков мог сотворить такое?

— Никто! — решительно заявил Хлебосолов. — Из известных мне — никто!

— А, конечно! — саркастически усмехнулся Авдей. — Они все милые, порядочные люди, и ты просто представить себе не можешь…

— Не в этом дело. Я понимаю, что у убийцы не вытатуировано на лбу, что он убийца, но у Мити, его шурина, Доктора, Мишани — есть алиби…

— Алиби можно подстроить. Это обычная практика преступников.

— У Мити с шурином и Доктора — алиби железное, подтвержденное кучей народа. У Мишани — нет машины. Да и Витяшу бы он… Нет, не вижу смысла. Муж Мамочки, кстати, как раз в те дни, когда убили Аллу и Ирину, уезжал за границу.

— Еще один персонаж? — удивленно изогнул бровь Доломанов.

— Забудь о нем. Это к тому, что Мамочка тоже вне подозрений. Она жена верная и такую штуку могла бы провернуть только в паре с собственным мужем.

— Ага! Выходит, все-таки, могла бы!

— Не подлавливай меня. Это я исхожу из того, что могли бы все.

— Ладно, я понял. А этот подозрительно суетящийся инвалид? По твоим раскладам выходит, что он как бы априори чист и свят. У него же есть машина?

— Машина есть.

— И подруга его к нему подсела бы безо всякого опасения. К тому же он знал, где и в какую смену она работает. Да и Ирина могла бы его впустить. Именно его — могла бы.

— Да теоретически-то все правильно… — поморщился Хлебосолов.

— Только не рассказывай мне сказки про большую любовь. Откуда мы знаем, как да что у них там было на самом деле…

— Я и не собираюсь.

— А что сильно переживает, так может, он актер хороший, играет. И в том, что он постоянно будирует эту тему — тоже есть своя логика.

— Да он на своем протезе с грехом пополам ходит. Нет, не стал бы он Алку в лесопосадки тащить. Тяжело это с одной ногой, неудобно, да и след специфический мог остаться. Он бы нашел более подходящий способ избавиться от трупа.

— А ты не допускаешь мысли, что он просто-напросто имитирует свою немощность?

Кирилл рассмеялся.

— Накрутить можно все что угодно и в отношении кого угодно. Если принять твою версию, то Петр все эти убийства задумал по меньшей мере год назад. Ведь он уже тогда мучился со своим новым протезом, а на прежних вообще передвигался очень и очень немного, предпочитал костыли.

— У него мог быть сообщник. Как тебе такая версия, подходит?

— Ты с ним, случайно, нигде не сталкивался? — спросил Кирилл.

— С кем?

— С Петром.

— Да я о нем сегодня от тебя впервые в жизни услышал!

— Точно?

— Да где бы я с ним пересекся! Сам-то подумай! Лишь бы сказать…

— Что ж ты тогда его с ходу в убийцы определил? Странно…

— Да ну тебя! Если все вокруг не убийцы, значит, остается только один человек, пригодный на эту роль. Один, так сказать, зловещий персонаж…

— Кто же это?

— Да ты, кто же еще! — с нескрываемым удовольствием произнес Доломанов и взялся за бутылку, намереваясь долить себе водки.