Кэролайн Грэм - Смерть лицедея

Дирдре. По-моему, в начальной сцене Вентичелли находятся слишком близко к Сальери. Им лучше держаться чуть поодаль. И ни в коем случае не прикасаться к нему.

Эсслин. Она совершенно права, Гарольд. Они ведут себя чересчур развязно. Если бы никто не сказал этого, мне бы пришлось сказать самому.

Гарольд. Верно. Вы двое, отойдите в сторону. Спасибо, Дирдре. Жаль, что я раньше не назначил тебя своей помощницей.

Или:

Гарольд. Принеси кофе, Дирдре.

Дирдре. Помощник режиссера не должен готовить кофе. Как вы считаете?

(Дружелюбный смех.)

Гарольд. Извини. Мы уже привыкли, что ты за нами ухаживаешь.

Роза. Мы слишком недооценивали тебя, милочка.

Эсслин. А ты всегда скрывала от нас свои блестящие идеи.

Гарольд. Осторожнее, я уже зеленею от зависти.

(Еще более дружелюбный смех. Китти идет готовить кофе.)

Или:

Гарольд (садится на стул в буфете) . Теперь, когда все разошлись, я без колебаний скажу тебе, Дирдре, что твое участие в этой постановке для меня неоценимо. Все, что ты говоришь, так свежо и оригинально. (Тяжелый вздох.) А я уже выдыхаюсь.

Дирдре. Нет. Гарольд. Не надо…

Гарольд. Пожалуйста, послушай меня. Я думаю о нашей летней постановке. С «Дядей Ваней» предстоит мною работы…

Дирдре. Я буду рада помочь.

Гарольд. Нет, Дирдре. Помогать буду я. Я бы хотел — мы бы все хотели, — чтобы пьесу поставила ты.

Даже изнывающей по настоящей работе душе Дирдре последний диалог показался слегка неправдоподобным. Выскребая из банки остатки густой и лоснящейся желтой салатной заправки и распределяя ее по рыхлому хлебу, она предалась фантазиям попроще. Гарольд разбивается на своей машине. Или у Гарольда происходит сердечный приступ. «Последнее более вероятно», — подумала она, вспомнив выпирающее брюхо под узорчатым жилетом. Она оглядела свой бутерброд, ловко подхватила упавшую с него свеклу, положила ее обратно и откусила кусочек. Получилось так себе. А молоко опять убежало.

— Как, по-твоему, все прошло, Констанция?

Китти сидела возле туалетного столика. Она стянула с себя колготки и поставила свои молочно-белые ноги на затейливо украшенную скамеечку. Хотя она объявила о своей беременности всего три месяца назад, но уже нарочито выгибала поясницу и улыбалась вызывающе болезненной улыбкой. Иногда она внезапно вздрагивала, как будто у нее уже начинались родовые схватки. Она аккуратно нанесла на лицо очищающий крем и лишь после этого соблаговолила ответить.

— Дорогой, ты был великолепен. По-моему, все проходит блистательно.

— Почти все, ты хочешь сказать?

— Ну да. И ведь многие против тебя.

— Это точно. Бог знает, что Николас думает о себе. Удивляюсь, как Гарольд позволяет ему все эти выходки.

— Я знаю. Только Дональд и Клайв говорят дело. И то потому, что знают, о чем ты думаешь.

— О да. Эти двое во многих отношениях весьма полезны.

Эсслин почистил зубы, облачился в свою пижаму, похожую на костюм дзюдоиста, и теперь сидел на кровати, делая упражнения для лицевых мышц. Открыть рот, запрокинуть голову, закрыть рот, выпятив нижнюю губу по направлению к носу. Овал лица у него был, как у двадцатипятилетнего молодого человека, что в сорок пять лет отнюдь не плохо. Он надул щеки и медленно выпустил воздух. (Губы выпячены параллельно носу.) Потом оглядел свою миловидную жену, которая заканчивала снимать макияж.

Он всегда был немножко влюблен в самую привлекательную женщину из актерского состава (и всем это было известно), а во время постановки «Скалистой бухты» [27] Комедия-фарс (1926) английского писателя Бена Трэверса, инсценировка его одноименного романа. поддался порыву страсти в реквизиторской с молодой резвушкой-инженю, которая теперь именовалась миссис Кармайкл. Тогда она играла красотку Дикки. К несчастью, когда ее беременность открылась, Эсслин был не женат, поэтому счел своим долгом сделать Китти предложение. Но сделал он это весьма неохотно. Ему хотелось пожить несколько лет в свое удовольствие, прежде чем искать себе спутницу, которая будет заботиться о нем в старости. Но она была весьма покладистой малюткой, и он не отрицал, что запоздавшее отцовство значительно повысило его статус в глазах окружающих. А для Розы оно оказалось страшным ударом.

Эсслин считал, что она это заслужила своим безобразным поведением. Когда он попросил у нее развода, Роза рыдала, вопила и причитала. Кричала, что он забрал у нее лучшие годы жизни. Эсслин вполне резонно заметил, что если бы не он, то это сделал бы кто-нибудь другой. Навряд ли ей удалось бы провести эти годы, запершись в несгораемом сейфе, и при этом сохранить молодость. Тогда она сквозь слезы проговорила, что всегда хотела детей, а теперь уже слишком поздно, и в этом его вина. Эсслину это заявление показалось просто смехотворным.

Они иногда подумывали обзавестись потомством, особенно когда им поручали играть в спектакле родительскую пару, но Эсслин всегда справедливо замечал, что если их сценические дети исчезнут после финального представления, то настоящие будут рядом с ними гораздо дольше. И что если его жизнь не слишком изменится, то жизнь Розы никогда не будет прежней, поскольку он не намерен тратить деньги на няньку. Он полагал, что убедил супругу своей логикой, но та припомнила ему все это во время бракоразводного процесса и не соглашалась на расторжение брака, пока Эсслин не выплатит ей компенсацию за «потерянных детей». Сумма оказалась довольно внушительной. Впрочем, потом он отыгрался. Когда Китти забеременела, он объявил об их бракосочетании после одной из репетиций «Магазина в Слай-Корнере» [28] Детективная пьеса (1946) английского драматурга Эдварда Перси. . Нежно держа Китти за руку и глядя в лицо Розе, Эсслин чувствовал, что с лихвой возместил свой убыток.

Конечно, тогда она уже была замужем за своим маленьким скучным подрядчиком. «Однако, если честно, — думал Эсслин, заканчивая упражнения для щек и принимаясь вращать головой, чтобы снять напряжение с шеи, — некоторые считают бухгалтерский учет такой же скучной работой, как строительство. Или еще скучнее». Эсслин не мог с этим согласиться. Изучение и проверка исков и встречных исков, превращение огромных расходных счетов в столбики здравых и приемлемых цифр и выискивание в законах темных мест и лазеек, которые позволяли ему сократить сумму налогов, выплачиваемых его клиентом, были для него ежедневным вызовом, почти что творчеством.

Эсслин предпочитал работать с индивидуальными счетами. Его партнер, специалист по акционерному праву, работал с крупными предприятиями, а также с благотворительным фондом, который оказывал поддержку театру Лэтимера. Будучи членом театрального общества и хорошо разбираясь в его делах, Эсслин автоматически взял на себя его отчетность, а также отчетность принадлежавшего Гарольду бизнеса по импорту-экспорту, довольно скромного, но небезынтересного. С Гарольда он брал за услуги гораздо меньше, чем с других клиентов, и частенько задавался вопросом, признателен ли ему за это режиссер.