Кэролайн Грэм - Убийства в Бэджерс-Дрифт

— Вы не подскажете мне, где может быть мисс Лэйси? — Барнеби подождал, повторил вопрос и подождал снова. Он уже собирался задать Трейсу вопрос в третий раз, но тот наконец ответил:

— Она пошла к коттеджу… — Голос его невозможно было узнать. — Кто-то позвонил…

— Что?! Она не сказала кто?

— Нет. Это я поднял трубку… звонила какая-то женщина… мне показалось, она чем-то очень расстроена. У нее голос был, как у древней старухи.

— Господи Иисусе! — Уже произнося это, Барнеби сорвался с места. Трой бросился за ним. — Черт с ней, с машиной… через рощу быстрее.

Они промчались через сад «Транкиллады», мимо опешившего констебля и сквозь ограду выскочили к роще. Барнеби ломился через орешник, торопясь изо всех сил и яростно отбрасывая все, попадающееся ему на пути. Трой слышал, как он бормотал себе под нос на бегу:

— Чертов идиот… чертов старый идиот. — И, не понимая, кого или что Барнеби имеет в виду, чувствовал, что его тоже полностью захватила необходимость, заставлявшая другого мужчину сломя голову куда-то лететь.

Оставшийся в саду Генри Трейс осел в своем кресле. Вокруг него продолжалась суета. Кто-то носил мимо него ящики с вином и груды салфеток. Симпатичная девушка в розовом привязывала к гирлянде над входом в дом белые гвоздики. Она что-то напевала. Генри закрыл глаза и обхватил себя за плечи в новом приступе боли. Она приближалась незаметно, но мгновенно завладевала всем его существом, разрывая его на части.

— Простите, сэр?.. — Пауза. — Сэр?

— Что?

— Я хотела заняться гипсофилой. Мне кажется, ее лучше прикрепить к перилам, а немного набросать на ступени?..

Он взглянул на нее, потом на шатер, уже установленный и убранный лентами. Люди вокруг торопились, перекликаясь друг с другом. Гору стульев разобрали и перенесли под навес. Он должен был сделать что-то, дабы остановить это все. Несмотря на то что он продолжал молиться о том, чтобы это оказалось ошибкой, на самом деле он знал, что никакой ошибки нет. Все, что сказал ему Барнеби, выглядело правдой. Наверняка так оно и было. Но что ему сейчас сказать этой девочке? Он взглянул в ее доброе улыбающееся личико.

— Конечно, — проговорил он, разворачивая кресло, чтобы заехать в дом. — Конечно, рассыпьте по ступенькам. Будет очень красиво.

— Ты на кухню, — прокричал Барнеби. — А я — наверх.

Все три спальни были пусты и выглядели точно так же, как раньше: одинокая кровать по-прежнему нетронута и аккуратно заправлена, широкая двуспальная — в полном беспорядке. Барнеби проверил шкаф и только успел выволочь в коридор большой чемодан и начать открывать его, как услышал крик Троя. Он скатился по лестнице и обнаружил своего сержанта стоящим перед мольбертом в студии. Вид у него был совершенно одуревший.

— Но… — повернулся он к Барнеби, хватая ртом воздух. — Кто это?

Барнеби посмотрел на холсты. За край мольберта был заткнут конверт, подписанный: «Тем, кого это касается». Он схватил конверт и быстро вышел из комнаты. Трой, покрасневший как рак, вышел следом.

В прихожей Барнеби отчаянно разорвал конверт и быстро проглядел листки. Потом бросился на кухню. По всему столу было разбросано нечто, очень похожее на петрушку, а в воздухе висел резкий мускусный запах. Похожий на мышиный.

Трой остановился, в нерешительности глядя на шефа. Тот выглядел совершенно убитым. Он сел и покачал головой, как будто хотел прогнать мучительные мысли или докучливое насекомое. Потом он поднялся и огляделся, словно только что проснулся. Сунув письмо в карман, он поспешил прочь из дома. Своему спутнику он так и не сказал ни слова. Трою казалось, что Барнеби вообще забыл о его существовании. Тем не менее он последовал за ним вокруг дома и в лес. Барнеби сразу же углубился в самую чащу; Трой, все еще ощущавший на себе воздействие картины, старался не отставать, то и дело запинаясь о сучки и корни.

Барнеби вертелся и крутился, поворачивал, возвращался по своим следам и поворачивал опять. Наматывая круги по лесу, он мог думать только об одном: слишком поздно, слишком поздно, а неумолимые секунды утекали сквозь пальцы как серебристый песок. Перед глазами у него мелькали образы: телеэкран с цифрами в уголке, ведущими отчет долей секунды быстрее, чем способен уловить глаз; ряд вычислительных машин и гнусавый механический голос, проговаривающий: пять, четыре, три, два, один, ноль; песочные часы с последними песчинками, еще остающимися в верхней половине. И поверх всего этого они с Троем, расслабляющиеся в «Медном чайнике». Закуска, основное блюдо. Сыр, печенье, пудинг… Кофе. Налить еще, сэр? Конечно, почему нет. Мы никуда не спешим. В нашем распоряжении теперь все земное время.

Где же это чертово место? Он попытался воскресить в памяти какие-нибудь особые приметы. Ориентиры на местности. Но не мог вспомнить ничего, кроме проклятой орхидеи-призрака, с которой все и началось, и палки с красной ленточкой, которую наверняка много дней назад выдернули. Ничего, что могло бы ему сейчас помочь.

Вот дьявол, эти мясистые грибные зонтики на толстом древесном стволе он точно уже видел. Так выходит, он носится по лесу кругами. Барнеби остановился, едва заметив краем глаза Троя, шумно затормозившего рядом. Только теперь он осознал, что сердце терзает мучительная боль. Что куртка почернела от пота и вся изодрана, точно так же, как и кожа на лице, колючими плетями ежевики. Что он хватает ртом воздух, словно утопающий. Он немного постоял не шевелясь, пытаясь заставить себя успокоиться и поразмыслить трезво.

И тогда он увидел чемерицу и понял, почему грибные зонтики выглядят знакомыми. В нескольких футах от него был тот самый экран из переплетающихся веток. Он прошел вдоль него, почти неслышно ступая по толстой лесной подстилке, и вышел на край поляны.

Она расстилалась перед ним — довольно большой кусок земли был вытоптан, колокольчики и папоротники смяты и поломаны. Кэтрин Лэйси лежала в объятиях своего любовника. Они прижимались друг к другу, словно дети, потерявшиеся в дикой чаще. Рядом с его безжизненной рукой валялся одинокий стакан. На ней было свадебное платье — водопад тугих атласных складок, и фата, прикрепленная к венку из диких цветов. Тонкая ткань фаты, богато расшитая жемчугом и стразами, струилась, словно пытаясь раствориться в лесном сумраке. Поразительная красота Кэтрин не померкла даже после ее смерти. Пока Барнеби, лишившись дара речи, стоял над ними, с ветки слетел большой лист и опустился ей на лицо, ярко выделяясь на восковой коже и закрывая от света ее потухшие глаза.

— Как любезно с вашей стороны было зайти ко мне, господин инспектор.

Барнеби удобно устроился в гобеленовом кресле рядом с большим куском сливового пирога и бокалом коктейля.