Виталий Тарханов - Тайна тихой реки [litres]

– Кажется, чувство простого человеческого оргазма мне испытывать легче.

– Нашли, чем хвастаться, – с укоризной заметил он и налил ей еще напитка. Стукнув свою кружку об ее, он отпустил тост – за искусство в гастрономии и душевную атмосферу в компании! Давайте, вы первая. Я проконтролирую.

Он испытующе наблюдал за Корчагиной, которая все это время, не отводя от него взгляда, внимательно вслушивалась в инструкции и плавными движениями покорно демонстрировала готовность действовать по предлагаемым правилам. Она осторожно понюхала содержимое своей емкости и сделала глоток. На этот раз все получилось красиво: без комментариев она закрыла глаза, но не от удовольствия, а чтобы опять не скорчить дилетантскую мину. Через несколько секунд она, хлопая ресницами, посмотрела на коллегу и восторженно заключила:

– Вы так мастерски разбираетесь в алкоголе!

Он непроизвольно следил за пухлыми губами Анны Сергеевны, которые сейчас придавали ее острым чертам лица какой-то непонятный ему милый вид. А манера растягивать слова, произносимые на томном выдохе, особенно в этом комплименте, делала ее речь соблазнительно манящей. Максим поймал себя на мысли, что в эти минуты лучшей компании ему бы, наверное, и не хотелось.

– Да я готов защитить кандидатскую диссертацию по этой теме, – деловито ответил он.

– Даже так. И как озаглавите работу? – с искренним интересом спросила она и выжидающе уставилась на его сильные жилистые руки, в одной из которых он держал бутылку, а в другой – кружку. Сделав из нее большой глоток, он продекламировал:

– «Единство химической организации живых организмов на Земле. Спирты».

– Ой, как хорошо-то становится, – сказала Корчагина, тоже выпив и широко раскрыв глаза. Ее накидка расслабилась и оголила бледное плечо. Изобразив смущение, она поправила плед, вернув его обратно.

– Я обожаю это чувство, – кивнул Максим, заметив это, и долил в кружки. – Осушаю полбутылки и удаляюсь в абсолютное спокойствие, равновесие и невмешательство. Позволяю вещам изменяться в соответствии с их собственным путем.

– Ммм, какое дивное соцветие всевозможных достоинств, – зачарованно проговорила Корчагина, с улыбкой глядя на Максима. – Вы прекрасно владеете языком, Максим Андреевич.

Архангельский уставился на нее. Немного помолчав, он отвернул голову и сказал в сторону:

– Хотел пошутить, что еще рано для такого вывода, но не буду.

Корчагина засмеялась, откинувшись спиной к стене, и, немного расправив плед, высунула ноги, распрямив их вдоль кровати. Ее бархатный смех показался Максиму благородным и вполне сообразным леди, поддерживающей светскую болтовню на рауте.

– Кажется, я почти согрелась.

Увидев это, Архангельский искоса пробежал взглядом по ее обнаженным ногам, элегантно скрещенным друг на дружке, но тут же дал себе внутреннюю пощечину с требованием взять себя в руки: «Ну, нет! До таких высот разврата я еще не добрался. Она же в мамы мне годится».

Вместе с тем он начал вскользь осознавать, как греховное помышление укореняется в сердце.

«Ничего, – думал он, – образ мысли не наказуем. Это все чертов алкоголь. Возможно, она и мила, но не настолько, чтобы нарушить мой душевный покой».

Корчагина заметила взгляд Максима и нарушила молчание:

– Как думаете выходить из положения с Агатой Никаноровной?

– А куда мне надо из него выходить? – возмутился он вопросом и посмотрел в окно, за которым бушевала непогода. – Я собираюсь отправить ее на каторгу.

– За что же? Вы же сами понимаете, что она невиновна, – приподняв бровь, возразила Корчагина. – И поэтому же вы понимаете, что у вас ничего не получится.

– Вздор! Вот увидите, как получится, – тоже приподнял он бровь, передразнивая ее. – Или вы думаете, что он все-таки самостоятельно утопился?

– Я не знаю, как он утопился. – Корчагина отхлебнула из чашки. – Но Хилер его не топила. Это вы мне должны рассказывать об истинных причинах его смерти.

– А я надеялся, что это вы мне расскажете, как ваша подопечная кудесница воскрешает мертвецов и катается на них верхом.

– Ой! Не будете же вы воздвигать крепость подозрений на услышанном слове. Ваши свидетели изысканно перекатывают по нёбу далеко не ваш купажированный виски. А вот к дегустации прибегают почаще вашего. Провоняли ароматами божественного боярышника и технического спирта. Как говорится, «в вашем алкоголе кровь не обнаружена». Как можно им доверять? Ой, что я вижу! Вы, оказывается, умеете улыбаться?

– Да обычные свидетели. Обычные сельские мужики. Кто сейчас не пьет? И что делать, брать в расчет только трезвенников, а колдырей по бороде пускать? Вам знакомо правило свободы оценки доказательств? Статья семнадцатая уголовно-процессуального кодекса: никакие доказательства не имеют заранее установленной силы. Как я, так и следователь, так и Раиса Рахадимовна должны оценивать их по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в деле других доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью. Так вот показания этих свидетелей получены без нарушений закона, в деле нет сведений, что они больны по линии наркологии, и я по совести внутренне убежден, что оснований им не доверять нет. Я вашу бабку, Анна Сергеевна, в острог чалиться сошлю.

– Перестаньте, Максим Андреевич, – склонив голову набок, сказала Корчагина, – не в каждом процессе решается судьба империи. Надо уметь проигрывать.

– Это мы еще посмотрим.

– Что, – с театральной паузой спросила она, – эго зачесалось?

Двумя пальцами, изображая шагающего по кровати человечка, Максим подвел руку к бледной коже бедра Корчагиной. Остановился. Взял кончиками пальцев край пледа и накинул его на ее голые ноги.

– Это у вас, Анна Сергеевна, – с ухмылкой тихо произнес он, – кажется, зачесалось.

Опешив от такой хамской выходки, она подобрала под себя ноги, отвела взгляд и обиженно уткнулась в стену. Этого было вполне достаточно, чтобы разом перечеркнуть все достоинства, которые она успела в нем насчитать. После короткой паузы она молча поднялась с кровати, звучно поставила кружку на стол и устремилась к двери со словами: «Спасибо за компанию».

Секунду провожая ее взглядом, Максим вскочил со стула и бросился за ней. Настигнув ее у двери, он схватил ее за руку и развернул к себе. От неожиданности она раскрыла рот, пытаясь что-то сказать, но не нашла сил. Он прижал ее к стене своим телом, опустил руку вниз под плед и взял ее ногу под коленку, подтянув выше к себе. Она попыталась вырваться, но силы, очевидно, были не равны. Он еще сильнее прижался к ней и рукой проскользил по ее гладкой коже от колена к бедру. Корчагина почувствовала жар внизу живота и перестала сопротивляться.