Виталий Тарханов - Тайна тихой реки [litres]

В последующем одна из осужденных перед казнью обратилась к священнику, вовлеченному в судебный процесс, со словами: «Я не бóльшая ведьма, чем ты – колдун. Отбери у меня жизнь – и Господь напоит тебя кровью!» Это предсказание сбылось в буквальном смысле: священник вскоре умер после апоплексического удара от кровотечения через рот.

Участники Салемской инквизиции основывали свои действия на работе американского проповедника, религиозного моралиста, биолога и медика Коттона Мэзера Memorable Providences Relating to Witchcrafts and Possessions (1689).

В ходе Салемского процесса над ведьмами в течение полутора лет по обвинению в колдовстве были преданы суду и казнены четырнадцать женщин, около двухсот человек подверглись судебным заключениям. Обвиненных в ведовстве вешали на каменистом холме в районе Проктор Ледж – дальней окраине Салема, ныне территории штата Массачусетс. Это увековеченное скорбью место до сих пор привлекает туристов, интересующихся мрачными событиями тех лет.

К окончанию Салемских процессов власти запретили судам использовать в качестве доказательств видения потерпевших, дали указания прекратить аресты и освободить оставшихся обвиняемых. Приведенные в исполнение смертные приговоры были признаны незаконными, судьи признали свои ошибки, власти штата Массачусетс публично подтвердили невиновность жертв охоты на ведьм.

Поучительность дела Салемских ведьм состояла в недопущении осуждения на основе одних лишь показаний без всестороннего анализа общей совокупности других доказательств. Итогом Салемского процесса называли высказывание президента Гарвардского университета Инкриса Мэзера (отца Коттона Мэзера) о том, что лучше несколько ведьм выживут, чем один невиновный будет казнен.

В пыточном инквизиционном процессе целью судебно-следственной деятельности была истина. А для ее достижения могут быть оправданы любые средства, в том числе не связанные с доказательствами. Например, подмена результатов оперативно-розыскной деятельности или даже применение насильственных методов получения признания. Целью же современного процесса судопроизводства в правовом государстве следует считать не истину, а доказанность, которая под собой не подразумевает обязательное соответствие реальности, но с успехом может способствовать разрешению конфликтной социальной ситуации, а именно, по разумению Максима, вынесению обвинительного приговора и направлению Хилер в места лишения свободы. Хотя с доказанностью в этом деле проблем не меньше, чем с истиной.

Архангельский рассуждал, что дело Хилер построено на показаниях двух свидетелей, которые на самом деле больше походят на нездоровые видения. Иные полученные доказательства лишь косвенно подтверждают обвинение. Непонятные события, пережитые Максимом во сне, могли бы дать какие-то более или менее понятные объяснения инциденту, случившемуся в Марфине, но в форму доказательств их не обличить и к делу не пришить. Внутри зрело убеждение, что по настоянию Мэзера невиновная не будет «казнена» и ведьма выживет.

Тишину нарушил зазвонивший телефон Архангельского. На экране высветился входящий вызов от следователя Войлова.

– Слушаю.

– Макс, привет! Это Алексей. Короче, следаки в конторе под порогом входной двери нашли узелок из ткани. Развернули, а там – маленькая фигурка из воска, просверленная насквозь. По бокам в ней торчат две иглы. Еще там какие-то зерна или семена насыпаны и кости мелкие лежат. Не знаю, от птицы или от змеи, че-то такое, в общем.

У Максима застучало в висках. Он настороженно оглянулся, не смотрят ли на него, и на всякий случай убавил громкость телефона.

– Надо сжечь, понял? – тихо сказал он в трубку. – Пусть где-нибудь костер разведут и кинут туда. Нужно срочно сжечь это, слышишь?

– Понял, хорошо. До связи!

Положив трубку, Максим машинально обернулся назад и поймал на себе испытывающий взгляд улыбающейся Корчагиной.

– Что это вы хотите сжечь? – полюбопытствовала она.

Отвернувшись к окну, Максим ответил:

– Агату Никаноровну.

Когда Максим вошел в актовый зал администрации, там шла подготовка к заседанию. Раиса Рахадимовна перебирала на столе какие-то бумаги и выглядела полностью оправившейся после вчерашнего казуса. Айгуль сосредоточенно смотрела в монитор компьютера, который на этот раз был подключен к розетке. Сотрудники УФСИН уже разместили Хилер за столом защиты и расположились рядом на стульях. Подходя к своему месту, Максим, не выпуская из головы своего сна, пристально смотрел на подсудимую, которая, в свою очередь, почему-то тоже не спускала с него глаз. Ее взгляд с прищуром из-под нахмуренных бровей сейчас выражал особенную озлобленность. Максиму казалось, что она либо читает его мысли, либо на самом деле виделась с ним этой ночью.

Достав из портфеля свои документы, Максим осмотрел зал. Публики было значительно меньше, но слушатели все же пришли. Если бы не события последних дней, он бы усмехнулся суеверности непришедших жителей села, но теперь и сам думал, что стал мнительным. Это немного мешало сосредоточиться и в целом создавало атмосферу напряжения. Разглядывая людей в зале, он не мог понять, что его смущает. Будто здесь кого-то не хватает.

Объявив заседание суда продолженным, Раиса Рахадимовна довела до сведения участников процесса, что в зал не явилась внучка подсудимой, допрос которой был запланирован на сегодняшний день. Тут Максима осенило, кого он не досчитался. Даша являлась свидетелем обвинения, поскольку обнаружила труп потерпевшего и вызвала полицию.

Судья сообщила, что рано утром свидетель потеряла сознание у себя дома и была госпитализирована в Марфинскую больницу, где впала в кому. Врачи пока не установили причину, но говорят, что у нее были проблемы с мозговой деятельностью. Никаких прогнозов дать не могут.

Откладывать заседание до появления возможности допросить Дашу было бессмысленно при таких обстоятельствах. Оставалось только огласить в суде показания, данные ею на предварительном следствии. Максим был обескуражен. Он планировал воспользоваться ее простодушной прямолинейностью и получить у нее ответы на вопросы, возникшие у него после этой ночи. Просто какой-то злой рок.

Из имеющегося в деле протокола допроса стало ясно, что Даша проживает по соседству с Агатой Никаноровной и каждый день приходит к ней рано утром, чтобы покормить и проследить за приемом лекарств.

Седьмого июля она пришла домой к бабушке, как обычно, в пять утра. На улице уже почти рассвело. Открыв калитку и войдя во двор, Даша увидела, что возле сарая на земле лежит мужчина. Рядом с ним в своей инвалидной коляске сидела бабушка. Подойдя ближе, в лежавшем Даша узнала человека, который приходил к ним в понедельник, второго июля, и хотел написать статью про бабушкин дом. По просьбе Агаты Никаноровны, не любившей гостей, она попросила мужчину уйти. Он сказал, что в любом случае напишет статью про бабушку, даже если она не согласится на интервью, так как на нее жалуются жители села. С того раза Даша его больше не встречала.