Алексей Комов - Библиотечка журнала «Советская милиция» 2(26), 1984

— Я думаю, жадность их толкнула на это. Березин, правда, работал много. Но только из-за денег. Их ему все время не хватало. Он и не скрывал этого. У него просто подходящего случая не было. И тогда он решил искусственно создать выгодную для себя ситуацию. Березину в этом смысле не повезло с другом. Хотя морально был готов к преступлению и он. Может быть, не к такому жестокому, но к преступлению…

— В принципе, ты прав, Алеша. Но хватит об этом. Пора расходиться. Домой подвезти?

— Спасибо. Голова что-то гудит, пройдусь пешком, проветрюсь.

— Давай, пешеход, укрепляй здоровье!

…ПРОНЗИТЕЛЬНЫЙ женский крик ударился о толстые стены темных домов, заполняя старый московский переулок.

— Ро-о-дненький! Как же это?! Боже мой, ну хоть кто-нибудь, помогите!

Люди отодвигали плотные занавески на окнах. Но увидеть, что произошло, было невозможно — мешала еще не опавшая листва.

— Господи, за что? Как дальше-то жить?! — несчастная уже задыхалась в рыданиях.

Захлопали двери подъездов, подходили и останавливались прохожие.

Свет фонарей едва пробивался сквозь густые кроны деревьев. И сейчас, в этой полутьме, трудно было разобраться, из-за чего шум. В первые мгновенья каждый невольно искал глазами распростертое тело.

Тела не было.

Женщина средних лет прислонилась к радиатору «Жигуленка», горестно уронив руки на капот. Временами она, не прекращая причитать, нежно поглаживала его, как родное существо. Автомобиль печально скрипел покореженной передней дверцей. Стекол — лобового и заднего — не было вообще. Их мелкие осколки густой льдистой россыпью лежали внутри салона и на мостовой. В тусклом свете фонарей они отливали голубым.

— Кто же это так?.. — судорожно всхлипывала женщина в дорогом платье. — Изверги…

— От ить… — растерянно говорил лысоватый мужчина в сером костюме с очень ярким галстуком. Он топтался у растерзанного автомобиля, хватаясь то за одно, то за другое. Потом остановился, жалобно глядя на людей, собравшихся вокруг.

— От ить как, — кроме этой бестолковой фразы, он ничего выдавить из себя не мог.

— От ить… Мы на спектакле были. Выходим, а тут… А ведь всего неделя, как систему поставили. Колонки. Две штуки. «Саней»! Четыреста пятьдесят восемь рубчиков! Нету… Меховые чехлы под медвежью шкуру… По три сотни каждый…

Зачем он говорил все это молчаливо окружавшим его людям?

— …Японская противоугонная система. Приятель привез. Пятьсот выложил. Нету! Приемник в комиссионке по случаю взял, «Грюндик». Тоже нету!

Покачивалась на петлях измятая дверца. Люди тихо обсуждали происшествие. Мертвенно-белый свет фонаря путался в желтых листьях, которые никак не хотели опадать.

— …Щетка-сметка — пять тридцать две. Нету!!!

ГЕОРГИЙ быстро шел по тротуару, временами почти бежал. Прохожие удивленно оглядывались. Но Литвину было не до приличий. Он бы и вовсе побежал, только сил не было. Кружилась голова и тяжело ухало сердце. Сейчас бы лучше всего — поспать. Только часы показывали уже девять сорок три.

В девять сорок пять начинается пятиминутка. А пятиминутка в МУРе священна. Так сложилось десятилетия назад. Если ты не на задании или не тяжело болен — ровно в девять сорок пять должен быть в кабинете начальника. Опаздывать не рекомендовалось.

…Литвин влетел на Петровку, 38 с Колобовского переулка, на ходу махнул постовому удостоверением и помчался вверх по лестнице на четвертый этаж. Лифт, как всегда, был занят.

Не входя в свою комнату, скинул плащ, через открытую дверь бросил его на стул и помчался к кабинету начальника, где уже начиналась пятиминутка.

Он тихо вошел в кабинет и успел усесться в уголке, около сейфа, спрятавшись за спинами ребят.

Сводка происшествий была обычной. Трубников читал каждое сообщение, попутно давая распоряжения сотрудникам.

В конце пятиминутки Борис Николаевич снял солидные очки в роговой оправе и обвел собравшихся внимательным взглядом.

— А почему я не вижу капитана Литвина? Он что, опять опаздывает?

— Я здесь! — Литвин приподнялся со стула.

— Все свободны. Работайте. А вы, Литвин, спуститесь, пожалуйста, в приемную. У Антонины Ивановны кое-что есть для вас.

Это «кое-что» Георгия совсем не обрадовало. Не заходя к себе, он пошел бесконечно длинным коридором к внутренней лестнице спустился на третий этаж. Подошел к двери приемной и, осторожно приоткрыв ее, заглянул. Тоня, как звали между собой вечно молодую Антонину Ивановну, секретаршу начальника МУРа, работавшую на Петровке с незапамятных времен, — в одиночестве печатала на машинке.

— Здравствуйте, Антонина Ивановна. — Он постарался улыбнуться мило и жизнерадостно.

— Ах, Георгий, — укоризненно покачала головой Антонина Ивановна, — совсем ты себя не бережешь. А пора за ум браться. Женился бы.

— Не могу. Целибат у меня. Обет безбрачия. Как у католического священника. Женюсь — какой сыск? О другом думать буду Зачем вызывали, не знаете? Может, премия?

— Премию заслужить надо, — наставительно сказала она. — Пока только шанс получить ее.

— У меня и так восемь шансов в производстве. Не знаю, куда деться. С премиями — хуже.

— Расписывайся…

Литвин открыл журнал, поставил подпись, вышел из кабинета и на ходу стал изучать листок.

Это было заявление от гражданина Минова В. П., где он писал о «возмутительном бездействии районной милиции по факту ограбления автомобиля «Жигули».

Литвин хмыкнул. Ограбить можно человека, а не автомобиль. Или гражданин Минов свою машину одушевляет, как живое существо?

К заявлению прилагался длинный список похищенных вещей: «Магнитофон «Саней» (Япония) — пятьсот двадцать рублей, меховые чехлы (2 шт.) — по четыреста рублей, приемник «Грюндик» — четыреста сорок…» Список замыкала щетка-сметка за семь рублей тридцать две копейки.

НАСТРОЕНИЕ испортилось окончательно. Сейчас и без того достаточно дел. Не таких уж простых.

А еще автомобили… В отделе все знали, что он считает их создание «отрыжкой цивилизации», за которую человечеству еще долго придется расплачиваться.

Нет, не от рождения он стал автофобом. Более того, уже в девятнадцать он лихо носился на отцовском «Москвиче», катая замиравших от его удалой езды симпатичных и пугливых подружек. Копил на собственные «колеса», подрабатывая вместе с друзьями-студентами на тяжелых, но хорошо оплачиваемых работах. И все бы нормально, не попади он в начале своей службы в отдел розыска ГАИ. Вид разбитых машин и печальные судьбы их хозяев стали постепенно подтачивать убежденность в абсолютной полезности личных «стальных коней». Когда же в аварии погиб его друг, у Георгия окончательно сформировалась новая точка зрения на автомобилизацию. Перевод из ГАИ на Петровку воспринял как дар судьбы. Всем видам транспорта предпочитал метро. В машину садился только в тех случаях, когда дело не ждало. Нет, он не страдал манией. Просто не признавал индивидуальные автомобили — и все. Как бросившие курить не признают табака.