Галина Романова - К северу от любви

Голева лишь кивнула и, не оборачиваясь, ушла.

В туалете она долго намыливала руки со сложным маникюром, влетевшим ей позавчера в копеечку. Еще дольше рассматривала свое отражение в зеркале. Отражение не радовало.

Полезли вопросы. Может, следовало смириться? Послать к черту все ухищрения? Просто жить и радоваться, пить и есть что захочется. Носить удобные вещи, обувь на низком каблуке. Может, следовало побаловать себя свободой выбора, не угнетать требованиями моды?

Она покачала головой, понимая, что никогда не пойдет на поводу у собственной слабости. Хотя бы один восхищенный взгляд в месяц в ее сторону того стоил.

Она разогрела свой обед. Без аппетита проглотила, стоя у окна. Убрала грязный контейнер в полиэтиленовый мешочек, спрятала в сумку. Включила чайник, намереваясь проявить слабость и выпить сладкого чая с крохотной шоколадкой. Не успела: в дверь сунулась кудрявая голова менеджера по общим вопросам Стаса Мирошкина.

— Здрасте, Ираида Владимировна. — Его симпатичная мордаха светилась улыбкой. — Можно?

— Входи, — позволила Голева.

Стаса она любила. Он был трудолюбив, отзывчив и угодлив. На этих трех слонах, по ее мнению, зиждилось уважение руководства к подчиненному.

— Это вам.

Он поставил на стол перед ней яркую коробку с печеньем. Ираида Владимировна поблагодарила и тут же впилась взглядом в состав, напечатанный мелким шрифтом сбоку. Надо же, почти идеальный, если не считать сахара. Даже ее диетолог одобрил бы.

— Где ты все это находишь, Стасик? — расплылась она в довольной улыбке. — Премию тебе, что ли, выписать? Или… Ты чего пришел-то? Отпуск нужен? Прямо сейчас?

Он мелко-мелко затряс головой. Прошептал, что отпуск ему нужен был еще вчера: родители его девушки ультимативно требуют от него предложения руки и сердца, а нигде, кроме Парижа, он это сделать не может.

— Ладно. Будет тебе Париж. — Она достала тонкое печенье, засунула в рот, и оно мгновенно растаяло. — Пиши заявление. Что-то еще?

Если честно, ей не терпелось остаться одной и выпить наконец сладкого крепкого чая. Да не с крохотной шоколадкой, как собиралась, а с его печеньем, оказавшимся божественно вкусным. Она точно сейчас уничтожит половину коробки.

— А у вас сейчас не подруга Егора Игнатьева была на приеме? — Стас выразительно поиграл бровями. — Ищет его, непутевого?

— Ищет, — кивнула Голева. — А ты откуда его подругу знаешь?

— А мы учились в одной школе. Она с младых ногтей за ним бегает.

— А он что? — Она незаметно закинула в рот еще одну печеньку.

— А он всегда на других больше поглядывал. Ей Егора не доставалось. И выбирал он всегда из таких… — Стас пощелкал пальцами. — Богатеньких девочек. Из обеспеченных семей, статусных, одним словом.

— Вон как? Надо же. И они что? Клевали на него?

— Еще как! Они по нему с ума сходили.

Она попыталась вспомнить Егора Игнатьева и понять, что в нем такого необычного, способного свести с ума девочку из хорошей, обеспеченной семьи.

Вспомнила. И не поняла. Зауряден и хамоват он был, на ее взгляд.

— А тут недели три или четыре назад я его в такой компании встретил. Сразу три красотки с ним! У каждой по тачке дорогущей. Он прямо как падишах! И с одной точно был в отношениях. Целовались прямо на набережной.

— Что-то не припомню, чтобы его до нас подвозил кто-то на крутой тачке, — фыркнула Голева, пыля крошками по столу.

— Так это уже после его увольнения было. Я еще поздоровался с ним, а он сделал вид, что не узнает. Засранец, да? Сколько я его покрывал!

— Еще какой засранец, — поддакнула Ираида Владимировна. — Сейчас вот уже месяц его ищут. И дед, и девушка эта. Нигде его нет.

— Может, в бегах?

— С чего это? — не поняла Голева. — От родни бегает или от назойливой подруги?

— А она вам ничего не рассказала, подруга его?

— А что она должна была рассказать?

В желудке сделалось противно холодно: то ли от взгляда Стаса, то ли от его печенья. Нельзя так сразу срываться на углеводы. Нельзя!

— Так девушку, с которой он целовался, нашли убитой в центральном городском парке. Может, он ее и того…

Стаса она выпроводила, не успел тот закончить фразу. Ее по-настоящему стало тошнить. Оконфузиться перед подчиненным, блеванув под стол, она не имела права.

Мирошкин вышел, не забыв оставить на столе заявление на отпуск, которое он, словно фокусник, извлек из длинного рукава белоснежной рубашки. А она тут же потянулась к стационарному телефону и набрала номер по памяти. Ответили на третьем гудке.

— Вика, привет, это Ираида.

— Привет. Что-то давно не звонила, подруга, — упрекнула ее старая знакомая. — Обещала в гости заехать и…

— Все некогда, дорогая. То одно накатит, то второе, — соврала Голева.

На самом деле вечера она проводила в одиночестве: то с модными журналами в руках, то с вязаньем, то в интернет-магазинах висла, выбирая новые образы. И ее это устраивало. С некоторых пор тихое, милое одиночество она предпочитала всем на свете встречам.

— Понятно. Нашла себе кого-нибудь? — ревниво поинтересовалась Вика, такая же, как и Голева, одинокая и неохотно стареющая. — И не познакомила?

— Нет никого, поверь, — с раздражением перебила ее Ираида Владимировна. — Я звоню тебе по делу.

— А по какой же еще причине ты можешь звонить, подруга! — фыркнула та беззлобно. — Что у тебя? Снова надо пристроить какого-нибудь красавчика? Как в прошлый раз?

Ираида Владимировна снова попыталась вспомнить Егора Игнатьева и понять, что в нем такого красивого находят все женщины. Вспомнила и не поняла.

— Нет. Никого пристраивать не нужно. Но речь пойдет как раз о том красавчике. Он был у тебя после моего звонка?

— Был. — Вика прищелкнула языком, словно обсасывала карамельку. — Такой сладенький, подруга! Такой пригоженький! Ах, где мои шестнадцать лет…

— Ты его куда пристроила?

— В смысле?

— Вика! — повысила голос Голева. — Я отослала его к тебе с целью трудоустроить. Так? Так. У тебя же служба трудоустройства! Вот и… Ты куда его пристроила?

На том конце провода помолчали. Потом Вика очень вкрадчивым, тихим голосом спросила:

— А тебе зачем? Задолжал у вас? Или спер что? Почему не предупредила, когда ко мне направила?

Голева закатила глаза. Вику не останови — будет молотить все что ни попадя.

— Ничего он не задолжал, — оборвала она немного нервно. — Просто его ищет кое-кто. Сидела тут передо мной голубоглазая нимфа. Плакала. Пропал, говорит, Егор. И не объявляется уже месяц.

— Упс-с! Голубые глазки, русые локоны, длинные ножки? — уточнила Вика. — Передо мной это сокровище тоже вчера сидело. Все нервы вымотало.

— С тебя, значит, начала.

— Видимо, да.

— А сегодня ко мне отправилась. Ты что же ей не помогла?