Батья Гур - Убийство в субботу утром

Только позже Михаэль припомнил телефонный звонок в тот день, когда он сам ездил в больницу Хадасса Эйн-Керем. Дина Сильвер несколько раз произнесла «алло», на другом конце провода помолчали, потом раздался щелчок. Звонок удалось, как доложили Михаэлю, проследить до телефонной будки на Сионской площади, и он оставил это без внимания, пока не пришлось снова ехать в Хадассу. Но к тому времени, как сказал он впоследствии Хильдесхаймеру, было уже поздно.

После окончания курса психиатрии Шломо Голд дважды в месяц работал в больнице дежурным врачом по вызову. Еще шесть раз в месяц он дежурил дома, но только в самых крайних случаях его вызывали в неурочное время. Он всегда старался сделать так, чтобы его собственные дежурства не приходились на те ночи, когда больница Хадасса была дежурной по городу. Таким образом, можно рассчитывать на относительное спокойствие, объяснял он Рине, старшей медсестре отделения неотложной помощи.

В тот вторник в половине одиннадцатого вечера, когда началась ее смена, дежурной была больница на горе Скопус в другой части города, поэтому он надеется, что у него будет время сделать записи о психоаналитических сеансах со своими пациентами — в течение недели он сделать этого не успел, а завтра супервизия с Розенфельдом. Но он не прочь немножко поболтать, а тяжкие труды можно ненадолго и отложить.

Рина, коренастая одинокая женщина чуть за сорок, сочувственно глядела на него, сидя за своей конторкой; потом она склонила к нему плоское круглое лицо и игриво спросила:

— А вы и вправду сегодня собираетесь работать?

Голд смущенно покраснел. Ему никогда не удавалось поддерживать легкомысленные разговорчики кое-кого из своих приятелей, которые напропалую флиртовали с Риной и проводили долгие ночи своих дежурств в любовных развлечениях — при условии, конечно, что их больница не была дежурной.

Его смущение Рину позабавило, она придвинулась еще ближе. Он попятился, прижался спиной к двери, чувствуя, что лицо заливает румянец.

— Пожалуйста, прекратите. Мне неловко, — выдавил он, избегая ее озорного взгляда. Его спас дежурный врач из ЛОР-отделения интенсивной терапии, на которого Рина перенаправила весь арсенал, как только тот вошел и облокотился на конторку рядом с Голдом.

В отличие от Голда, доктор Галор, его ровесник, не был стеснительным. Хоть и не особенно красивый, он излучал обаяние, которым Голд никогда не мог похвастаться Галор приглашающе улыбнулся Рине, обошел конторку, приобнял ее за плечи и стал поигрывать воротничком ее белого халатика на молнии. Под умелыми пальцами доктора Галора молния поехала вниз, несмотря на шумные протесты владелицы халатика.

Голд, покраснев еще больше, собрался уже сбежать из дежурки, когда внезапно в дверь зашли санитары с носилками. Лицо Рины окаменело, и она твердо заявила:

— Мы сегодня не дежурные.

В молчании, воцарившемся в практически пустой комнате, ее голос прозвучал неожиданно громко. Голд уже думал, что она выставит их вон, но тут ворвался Яаков, и на лице Рины проявились озабоченность и интерес:

— Что такое, Яаков, это твой знакомый?

Яаков, студент четвертого курса, работавший парамедиком в отделении реанимации и вызывавший у Рины материнские чувства, каких никому до него вызывать не доводилось, не вымолвил ни слова. Он лишь кивнул и указал на носилки, где виднелась рука с подведенной к ней капельницей. Тем временем принесшие носилки парамедики аккуратно переложили пациента на ближайшую свободную койку, рядом с которой встал Яаков.

Рина посмотрела на молодого человека на койке, потом на Яакова и сказала:

— Это не твой сосед по квартире? Тот красавчик? Что с ним случилось?

Яаков утер рукавом лицо и, заикаясь, ответил:

— Он напился разных таблеток и еще чего-то. Пульс очень слабый. — Он в отчаянии взглянул на Рину и воскликнул: — Сделайте что-нибудь…. Почему вы ничего не делаете! Что вы все тут стоите?

Немедленно началось то, что Голд именовал «танцем дервишей». Галор тут же ухватился за пульс, Рина крикнула: «Старшего дежурного врача из ЛОР-отделения — он тоже здесь нужен!» — кто-то еще предложил промыть желудок раствором активированного угля. Галор заявил, что на рентген нет времени, комната стала наполняться людьми в белых халатах, койку выкатили в коридор, Яакова начали расспрашивать о деталях. Поспешая за койкой, он отвечал, что видел бутылку бренди — нет, он не знает, сколько Элиша выпил — и пустые коробочки от лекарств. По его подсчетам, Элиша принял двадцать таблеток антидепрессантов и десять барбитуратов и запил все спиртным.

Галор озабоченно взглянул на Яакова:

— Оставайся тут, ты неважно выглядишь. Я скажу тебе, чем кончится дело, обещаю.

И он выбежал в коридор за удаляющейся койкой с больным.

Яакова била дрожь, он спрятал лицо в ладонях, упал на ближнюю с конторкой койку и простонал:

— Он ведь не умрет? Я слишком поздно обнаружил… О Боже, нет, он не должен умереть!

Голд тут же очутился рядом с ним и обнял за плечи. Парень был общим любимцем, он всегда улыбался, три раза в неделю работал в отделении неотложной помощи, чтобы заработать на жизнь, никогда не жаловался, и лицо его всегда выражало восхищение старшими коллегами-врачами, сочувствие к пациентам и детское благоговение перед медицинской наукой.

Голд знал, что лишь неделю назад он вернулся из Лондона, где его родители находились на дипломатической службе. Со времени их отъезда Яаков жил сам по себе. Отслужив в армии и поступив в медицинскую школу, он сам зарабатывал себе на жизнь. Разве что за квартиру платил не очень много, поскольку делил ее со сверстником, чей отец тоже работал в посольстве в Лондоне.

Несколько месяцев назад во время дежурства Голд говорил с Яаковом, и тот поделился с ним сомнениями насчет выбора специализации. Тогда Яаков очень серьезно сказал Голду, глядя на него, как на Бога, что подумывает насчет психиатрии. Вот тогда он и рассказал о своем соседе по квартире. «Очень одаренный парень, и так губит свою жизнь. Вы не представляете, как я расстроен, — печально сказал Яаков и добавил, что очень привязан к юноше. — Знаете, он мне как младший брат; просто не знаю, что делать».

За толстыми линзами очков сияли карие глаза — полные доверия, ума и неподдельной боли, и Голд обнаружил, что читает длинную лекцию о специализации в психиатрии. Без специальной клинической подготовки, объяснил Голд, все, на что способен квалифицированный психиатр, — это лекарственная терапия. Если Яаков серьезно намерен специализироваться в данной области, ему придется пройти дополнительное обучение помимо того, что доступно здесь, в больнице. Под конец, взглянув в серьезные, доверчивые глаза, Голд улыбнулся и сказал, что ко времени окончания курса медицинской школы Яаков еще сто раз может переменить свои намерения. Студент почтительно ответил, что, конечно, это возможно, но то, что рассказал Голд, весьма его заинтересовало и он теперь не знает, что и думать насчет своего товарища, за которого он отвечает. Голд предложил направить его на лечение в одну из городских психиатрических клиник. В тот момент, вспомнилось Голду, лицо молодого студента приобрело горестное выражение, и он спросил: