Батья Гур - Убийство в субботу утром

— О встречах в обществе я не волновался — она никогда не приходила домой к Джо.

Он полагался на ее деликатность и не ошибся.

— Никто в целом свете не знал, что она — мой психотерапевт, и если бы она не умерла так, как умерла, — никто бы и сейчас ничего не узнал.

О ее смерти он услышал от Джо в субботу: Джо позвонил, чтобы отменить назначенный ленч, тогда и сказал ему.

— Конечно, Джо и в голову не пришло меня предупредить: он не подозревал о наших отношениях. Сначала я не знал, что ее убили, — Джо только сказал, что она мертва. Потом я забеспокоился, что могут найти заметки в ее приемной и тогда мое имя станет известно. В армии считают, что, если человек ходит к психологу, ему нельзя доверять, — во всяком случае, на такой должности, как моя, это невозможно. И знаете, что самое забавное? Они правы! Я для этой работы не гожусь…

После разговора с Джо его охватила паника, он не знал, что делать. От Джо он узнал, что она только что вернулась из-за границы и должна была читать лекцию.

— И я решил — пока сообщат родственникам, пока они приедут, еще есть время.

Итак, он дождался темноты — дождя еще не было — и тем же вечером проник в дом через окно в кухне и забрал бумаги из приемной.

Михаэль жестом попросил его на минутку остановиться и мягко сказал, что хотел бы прояснить пару моментов.

— Зачем вам понадобилось вламываться в дом, если у вас был ключ? — спросил он тоном дружеского недоумения и увидел, как на лице Иоава Алона появилось удивление.

— Какой ключ? Откуда у меня мог быть ключ? Не знаю, о чем вы говорите.

— Не важно. Пожалуйста, расскажите в деталях, как вы проникли в дом.

— Пожалуйста. Железным ломиком сломал решетки на кухонном окне, разбил стекло и повернул засов. Окно выходит в сад, никто ничего не видел. Потом я пошел в приемную, обыскал все шкафы, забрал список пациентов — на нем было написано большими буквами «На экстренный случай», — а также расписание приемов, которое нашлось там же, — смущенно сказал Алон. — Поверьте, я не заглядывал в эти бумаги. Все сжег потом вместе с записной книжкой, где был мой номер телефона.

— И лекцию тоже, — сказал Михаэль как само собой разумеющееся.

— Лекцию? — озадаченно переспросил Алон. — Ах, лекцию, которую она должна была читать в то утро? Зачем мне это? До лекций мне дела не было. Никакого текста я не видел, но я ведь не его искал.

— Значит, всех ее бумаг вы не проглядывали? — спросил Михаэль; он был уверен, что полковник говорит правду, но против собственной воли надеялся, что ошибался.

— Нет, у меня не было времени сидеть и читать. Я просто искал то, что могло меня выдать. Все заняло не более получаса. Я не мог тратить время зря — в дом могли прийти в любую минуту.

Михаэль прикурил сигарету и осведомился:

— Вы работали в перчатках?

— Не уверен, насколько уместно слово «работал», но да, пока я был там, на мне действительно были перчатки, потому что я прекрасно понимал, что проникновение со взломом — не совсем законная вещь. Я предполагал, что полиция будет делать обыск в ее кабинете.

— Я думал, вы тогда не знали, как она умерла. Почему же вам пришла мысль о полиции? — спросил Михаэль, в упор глядя на Алона.

— Я и не знал. Джо об этом ни слова не сказал — и о полиции, и обо всем остальном он сообщил мне потом. Другого объяснения насчет перчаток я вам дать не могу; просто инстинкт, честное слово. Можно еще сигарету?

Михаэль дал ему сигарету и попросил описать подробно все его действия в доме Нейдорф. Алон подчинился, но упорно отрицал, что видел текст лекции.

— Ладно, значит, вы вошли и взяли бумаги. Что вы с ним сделали? — напряженно спросил Михаэль.

— Я сел в машину и поехал — не поверите куда — на кладбище. Я хотел… не знаю, чего я хотел, но знал, что не пойду на похороны. И я все их сжег там.

— В котором часу это было?

— Может, в половине девятого, может, в девять. Но не позже, потому что домой я вернулся к десяти.

Михаэль подумал, что дождь в ту субботу пошел около десяти, как раз когда он сидел у Хильдесхаймера. Он вспомнил ставни, открытое окно, гром с молнией — и решил, что буря в самом деле началась где-то после девяти.

— А потом? Что вы делали потом?

— Потом я ничего не делал. На следующий день я переговорил с Джо, когда он вернулся от вас, и он все мне рассказал про убийство, про свой пистолет, который я купил для него в шестьдесят седьмом, сразу после войны, когда мне было только восемнадцать лет. Вот тогда я по-настоящему занервничал. Мысль о расследовании убийства… Я уже говорил вам, что знаю, как делаются такие вещи. Я стал думать, где еще могло всплыть мое имя как пациента доктора Нейдорф.

Алон замолчал и устремил взгляд на Михаэля, который старался не выдать волнения. Это был критический момент: скажет ли Алон про бухгалтерскую контору по своей воле? Если нет, означает ли это, что все его слова были ложью?

Но Алон сказал. Сказал про квитанции, которые она скрупулезно выдавала ему, хотя и знала, что они ему ни к чему. Знала, в какой строжайшей тайне следует сохранять факт его лечения у психотерапевта, — и все же каждый раз выписывала квитанции, а он рвал их немедленно, как только выходил за порог.

— Я вспомнил, как Джо однажды мне сказал, что поменял бухгалтера и теперь обращается к фирме «Зелигман и Зелигман» по рекомендации Нейдорф.

Именно от Джо, который всегда жаловался на финансовые проблемы, он узнал, что он и его коллеги передают свои медицинские журналы и квитанционные книжки бухгалтерам.

— Я позвонил в бухгалтерскую контору и предупредил, что заеду забрать документы покойной в связи с полицейским расследованием. Девушка, которая ответила мне по телефону, сказала, что из полиции уже звонили и сказали, что заедут за папкой утром, часов в девять. Я приехал раньше, где-то минут в двадцать девятого, подписал какой-то листок и забрал папку.

Да, все детали совпадали с показаниями Змиры. Не было сомнения, что Алон совершил то, о чем сейчас рассказывал. Но не совершил ли он чего-то еще?..

— Что вы сделали после?

— Выехал из города в направлении кибуца Рамат-Рахель. Там, в поле, где еще не началась застройка, я сжег папку — то есть бумаги, что были внутри. Саму обложку я привез с собой на службу, она ведь абсолютно такая же, как и другие. И моя машина действительно заглохла — что-то с подачей бензина. Я не думал об алиби, просто так вышло. Не сильно-то это помогло, как видите.

— А потом? — настаивал Михаэль.

— Не было никакого потом; все, конец. Потом вы привезли меня на допрос, я нервничал, но клянусь, больше ничего не делал. Я думал, все позади. По правде говоря, я вообще об этом не думал — мои мысли были о докторе Нейдорф, я думал, как теперь справлюсь без нее. Она взяла и умерла посреди нашей работы, вся грязь вылезла наружу, и вот теперь надо бы ее убрать, да некому. Скажите, как вы думаете, удастся сохранить все в секрете?